Психиатрия Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина
№04 2007

Эпистемология (греч. episteme – наука, значит мы переводим термин как “науковедение”) – это дисциплина, которая начала складываться, возникла довольно давно, уже больше ста лет назад, но особый расцвет она приобрела за последнее десятилетие. Вот у меня в руках номер итальянского журнала, который называется “Международное обозрение истории и методологии психиатрии”, в нем мы читаем следующее: “Второй национальный конгресс итальянского общества истории и эпистемологии психиатрии”, собственно говоря, это я получил недавно, и когда увидел, что эпистемология легитимирована наравне с историей психиатрии, то тогда решил, что стоит об этом сообщить вам.
   Сам термин “эпистемология” был введен шотландским философом Дж.Ф.Ферье (1808–1864) в 1854 г. и в настоящее время в зарубежной философской литературе термин “эпистемология” стал заменять термин другой, философский, “гносеология”. И вот несколько лет назад (такой есть наш философ, очень эрудированный, профессор И.С.Нарский) он, знаете, так и написал, что вот мы, однако, сохраняем, согласно традиции, старой традиции русской философской литературы, сохраняем слово “гносеология”. Это я отвожу в сторону, это сейчас нас не интересует. Значит, только вы должны иметь в виду, что может быть и такое толкование этого термина “эпистемология”. Мы его применяем в точном переводе, как “науковедение”, т.е. изучение факторов или влияний, которые или способствуют прогрессу науки или же этот прогресс тормозят. Такова была формулировка основоположника науковедения, крупнейшего швейцарского ботаника Альфонса Декандоля-младшего. О его отце Декандоле-старшем мы упомянули вместе с доцентом Овсянниковым в своей статье последней, где показали, что Декандоль ввел в международный научный язык термины “экзогенный” и “эндогенный”, откуда они и перешли в психиатрию. Здесь речь идет о его сыне, Альфонсе Декандоле, то же ботанике. И вот он, значит, является основоположником науковедения. В 1873 г. он написал первую книгу науковедческого характера и назвал ее “История наук и ученых за два столетия”. Там, Декандоль ввел статистический метод для изучения развития науки, изучения структуры, для уточнения дифференциации наук в порядке исторического развития и специализации ученых. Причем он прибег к следующим приемам: он собрал статистические данные об иностранных членах Парижской академии наук с 1666 по 1883 г., Лондонского королевского общества с 1750 по 1869 г. и Академии наук в Берлине, причем он руководствовался тем, когда выбирал иностранных членов, что раз иностранец является членом академии, то это свидетельствует о его высоком научном уровне. Таким образом, он охватывал большее число ученых, и вот, таким образом, всего, значит, он собрал данные о 377 ученых и подверг это статистической обработке, это было сделано впервые в истории науки.
   Если вам вот сейчас показать пример строго науковедческой цели, то пожалуйста. Вот польский науковед Катольпийский взялся написать историю классификаций наук от Аристотеля до Джона Берна. Какая наука может этим заняться? Науковедение. Вот это, я считаю, самый яркий пример. Этим не занимаются ни социологи, ни историки культуры, этим занимаются науковеды.
   И, кстати сказать, пример я могу привести. В первом номере “Журнала им. Бехтерева” профессор Шерешевский из Санкт-Петербурга написал статью о рейтинге цитирования, где взял десять наших психиатров и расположил их в порядке таком, как часто их цитируют. Это пример науковедческой работы. Так что, это, по-моему, довольно ясно.
   Надо сказать, что работа Декандоля вызвала оживленный отклик современников. На ее появление сразу же отреагировал Тимирязев, дальше она заслужила высокую оценку Дарвина.
   А.Декандоль вступил в полемику с Ф.Гальтоном, двоюродным братом Ч.Дарвина, основателем биометрии, как вам известно, и генетики близнецов, спор заключался вот в чем: “Наследственность и талант”, книжка Гальтона, в которой он приводил данные, почерпнутые из биометрических словарей 65 выдающихся ученых – от Аристотеля до настоящего времени. И Декандоль ему возражал, что его данные, которые основываются не на биографических справках и охватывающие гораздо большее число людей, они, с его точки зрения, являются гораздо более достоверными. И возникло такое вот разделение на две половины. Как говорят, дихотомия: наследственность, среда, влияние среды, воспитания и образования или главное – наследственный фактор, Гальтон–Декандоль. Вот это, значит, нашло отражение в их споре между собой.
   Декандоль не отрицал роль наследственности, он говорил, что не считает ее основным, ведущим фактором в смысле наследственности, таланта, способностей, кроме математических. Считал, что его данные являются статистически гораздо более богатыми и достоверными. Это очень интересная глава, этот спор между этими двумя учеными. Я думаю, что на этом можно и закончить.
   Теперь я просто, знаете, вам, чтобы вас не затруднять, просто прочитаю, что А.Декандоль, рассматривая конкретные условия, благоприятствующие развитию наук, т.е. устанавливая нормативные практические выводы, выдвинул ряд пунктов, которые благоприятно или в других случаях отрицательно действуют на развитие науки, всего 20 пунктов, в первом издании было всего 18 конкретных пунктов, благоприятствующих развитию:

•    наличие у большого процента населения достаточных средств к существованию, что позволяет заниматься наукой;
•    существование давней духовной культуры и культуры восприятия, которая во многих поколениях направлена на изучение реальных фактов;
•    приток высокообразованных людей из других стран, достаточно богатых, чтобы иметь возможность заниматься духовной деятельностью, которая не дает никаких, или очень мало, средств к существованию, и
•    наличие семей с давней традицией посвящать себя занятиям наукой или другим видам деятельности духовного характера;
•    хорошо организованная система начального и особенно среднего и высшего образования, стимулирующая исследования и поощряющая молодых людей и профессоров, преданных науке;
•    богатая и хорошо организованная база для научной работы, достаточное количество библиотек, обсерваторий и лабораторий, коллекций;
•    интересы общественности направлены больше к истинным и действительным вещам, чем к воображаемым и фантазиям;
•    свобода высказывать и публиковать любое мнение по крайней мере на научные темы без каких-либо неприятных последствий (актуально?);
•    общественное мнение, благоприятствующее наукам и тем, кто ими занимается; свобода выбирать любую профессию;
•    религия, которая не считает своим основным принципом авторитарность, ибо наличие авторитарности гибельно;
•    духовенство, которое в своей среде и в обществе способствует образованию;
•    духовенство, свободное от обета безбрачия; достаточно широко распространенное владение иностранным языком;
•    независимость малых стран или федераций маленьких независимых стран;
•    географическое положение в умеренном или холодном климате;
•    близость развитых стран; многочисленность академий и научных обществ;
•    привычка путешествовать, особенно в другие страны.

   Так что я полагаю, что это является абсолютно ясным, не комментирую.
   Недавно было Рождество, и вот интересно мнение Декандоля о роли науки. Дело в том, что он произвел подсчет еще ученых по религиозным убеждениям. И вот он отметил, что среди ученых большинство подавляющее относится к протестантам. Меньшинство дают католики. По этому поводу Декандоль начал рассуждать таким образом: науке противна авторитарность, ученый ищет истину, стремясь к истине и к работе. Религия не протестует против принципа авторитарности, религиозный человек с ним согласен и даже часто бывает недоволен, когда эта авторитарность оспаривается. Но между людьми науки и религии есть и сходство: ни тот, ни другой не утверждает своих интересов, связывая себя материальной выгодой или с личным благополучным интересом. Таким образом, если они имеют между собой общее, то и человек науки, и человек религии имеют между собой общее, и человек науки, и человек религии заслуживают презрения в обществе. Вот интересная мысль. Он, например, объясняет это преобладание протестантов тем, что католицизм и католическая церковь гораздо более авторитарны, чем протестанты. И так же авторитарна, говорит он, и православная церковь. Там меньше авторитарности, нет такого пышного обрядного культа, как, скажем, в православной или католической церкви. У меня каких-то данных нет, что Декандоль был атеистом, но вы же видите в нем настоящего libre pensaire с его педантностью XIX века. Для меня он является примером полной толерантности, полной свободы совести, атеист он или нет.
   Кстати, у нас издается 6 раз в год, 6 номеров в год журнал “Науковедение” РАН, он содержит в себе очень хорошие рефераты по всем вопросам, касающимся науковедения. Например, как в Америке собрались нобелевские лауреаты и провели взаимное обсуждение, посвященное проблемам науки, как развивать науку и так далее. Такого рода работы. Это науковедение. Там представляет психиатрию профессор Д.Д.Орловская. Советую вам к нему прибегнуть. Например, там приведено обсуждение вопроса “Что такое мозговой штурм?” и так далее. Не хочу вас прегружать философией, но придется сказать, что влияние на науковедение оказала философия французского структуралиста и достижения великого лингвиста Фердинанда-Монжина де Соссюра (1857–1913). Это будет иметь тесное отношение к психиатрии. При работе с историей психиатрии необходимо исходить из формулы Соссюра, который четко провел разграничение между обозначением (сигнификатором) и обозначаемым (сигнифицируемым), и он показал, что эти отношения многообразны, между обозначением и обозначаемым устанавливается связь. Обозначением может иметь разное значение, разный смысл, разные времена и у разных людей, разных ученых. Обозначаемое может менять со временем или в других школах, направлениях свое обозначение. Вот это надо ясно себе представить, потому что в этом, по-моему, и проглядывает то, что я бы, употребляя выражение французского философа и эпистемолога Башляра, назвал бы “эпистемологический профиль”. Потом я это поясню уже на конкретном примере. Надо сказать, что то же самое мы находим у известного Мишеля Фуко, это наш современник (ему сейчас 66 лет), это французский философ, структуралист, историк, теоретик и историк культуры, и он в своей вещи, монографии 1966 г., которая называл “Слова и вещи”, устанавливает ту же самую связь между словом и обозначаемой им вещью, между обозначением и обозначаемым. Кроме того, он вводит понятие культурно-исторических формаций, которые прямо называет “эпистемами”, и с этих позиций рассматривает историю культуры, историю цивилизаций и устанавливает эпистемы следующие:

•    ренессансная эпистема (то, что относится к Ренессансу);
•    классическая рациональная эпистема (со 2-й половины XVII – весь XVIII в., может, начало XIX в.);
•    современная эпистема (вот в которой мы с вами живем).

   Последняя эпистема распространяется где-то на последние 3 столетия. В совокупности знание эпистемы Фуко называет “археология знания”, но это термин его, я на нем не настаиваю. Нужно сказать, что Фуко полностью проводит ту формулу Соссюра, о которой я вам говорил. Вот тут уже появляется терминология эпистемы, которой нет у Декандоля. У него нет обозначения, но намечено обозначаемое.
   Фуко написал и такую книгу, я ее не читал, могу только на нее сослаться, но она меня очень интересует, она называется “Рождение клиники, археология медицинских воззрений”. У Фуко вообще блестящий стиль, великолепная манера изложения, огромный фактологический материал новый. Вот его название монографии “Помешательство и безрассудство. История помешательства в классическом веке” (1861 г.). Надо понять название, тогда вы вспомните, что его классическая эпистема относится ко 2 половине XVII–XVIII вв. Тут чтобы понять название, надо понимать его статью.
   Дальше хочу вам это показать на конкретном примере из области психопатологии, чтобы мысль эту пояснить.
   Берем термин “галлюцинации”. С точки зрения эпистемологической, я начинаю рассуждать: термин-то латинский, а ведь до него была и медицина греческая. “Аlutinacio” в переводе с латинского определяется как “бессмысленная болтовня”, “несбыточные мечты”, “бредни”. Вы тут не имеете научной квалификации, это взято из повседневного, житейского языка. Берем мы начало XIX в.: французский ученый Ж.-Ф.Фернель (статья у нас о нем была напечатана с С.А.Овсянниковым) книга 1656 г., но издание первое было 100 лет назад. Великолепный предметный указатель, оформлена совершенно по-современному, тоже эпистемология, кстати сказать, употребил термин “галлюцинация”, пояснил, что греки называли галлюцинацию “parorhasis”, что означает нарушение зрения, при этом наблюдается болезненное окрашивание роговой оболочки в лимонно-желтый цвет, или позднее она становится красной и воспаленной, и относит галлюцинацию в отдел болезней глаз. После Фернеля, 40–50 лет спустя, пишет известный швейцарский врач Ф.Платер по поводу галлюцинаций: “Помешательство, или галлюцинация, называемая также парафросине (paraphrosyne – греч., означает безумие, сумасшествие), состоит в том, что люди воображают вещи, которых нет, или же о вещах, которые имеются налицо, воссоединяют извращенные суждения и плохо помнят все вообще или отдельный какой-нибудь предмет, причем описанные расстройства наблюдаются у них в мыслях, или речах, или в действиях”. Отличается от Фернеля. Здесь обозначаемое приравнивается к общему помешательству, к расстройству всех видов психической деятельности. Не так уж много общего имеет с нашей современной точки зрения.
   Из этого следует, что Ф.Платер отождествлял термин и понятие “галлюцинация” с понятием “помешательство вообще”. Дальше такой Е. Де Капрариис написал статью о развитии галлюцинаций, выделял три различные фазы в учении о галлюцинациях. В античные времена галлюцинации считали симптомом психической болезни, но роль их для психопатологии была неясна. Вот тут я вынужден сделать небольшой пробел. Он ссылается на П.Заккиа, основоположника судебной психиатрии, в книге “Судебно-медицинские вопросы” (1624 г.) в рубрике “Меланхолия” перечисляет следующие болезни: ипохондрическая меланхолия с частичным бредом, ипохондрия без бреда, галлюцинации без бреда. Здесь впервые понятие “галлюцинация” отделяется автором от понятия “бред”. Это уже шаг вперед.
   Ф.Пинель, рассматривая вопрос о галлюцинациях, ссылается на А.Кричтона, установившего три порядка везаний. Второй порядок, по А.Кричтону, называется “иллюзия (галлюцинация)”, которые состоят в ложных восприятиях внешних объектов, и все. Это, конечно, совсем близко к иллюзии. Во второй порядок А.Кричтон включает также ипохондрию, демономанию, вертиго (мелькание пятен, там и точки), сомнамбулизм (со знаком вопроса). Я думаю, что вы видите: разница большая в соотношениях обозначения, сигнификатора и сигнифицируемого, обозначаемого. В разное время разные отношения, помещаемые в эти самые формулы Соссюра.
   И только Ж.Э.Д.Эскироль в своем руководстве окончательно формулирует понятие “галлюцинация”. Он пишет так: “Человек (заметьте, он начинает определение с личности галлюцинанта), который имеет глубокое убеждение в наличии у него в данный момент восприятия (sensation), в то время как нет никакого внешнего объекта в пределах досягаемости его чувств, находится в состоянии галлюцинации: это визионер” (от франц. visionnaire – фантазер, мечтатель). Посмотрите, какая дистанция: у Фернеля – болезнь глаз, у Кричтона – смешение иллюзии с галлюцинацией с самого начала, и вот у Эскироля. Ведь Эскироль вводит в это обозначение личность больного, он подчеркивает, что у галлюцинанта всегда имеются нарушения общего строя психической деятельности личности, так что вы видите, что в этом обозначении мы видим совершенно новый элемент.
   Таким образом, на заключительном этапе формирования понятия “галлюцинация” у Ж.Э.Д.Эскироля этот термин получил современное эпистемологическое значение.
   Я старался показать, что при историческом исследовании психиатрии, говоря словами Башляра, надо уметь проводить эпистемологический профиль.
   И, собственно, цель моего краткого сообщения здесь – на примере галлюцинации показать, уместно ли, нужно ли, полезно ли, делать такой вот эпистемологический профиль. Эпистемология и история психиатрии тесно связаны.
   Прошу вас вспомнить изречение старого Декарта: “Dubito ergo cogito, cogito ergo sum” – “Сомневаюсь – значит мыслю, мыслю – значит существую”. Итак, сомневайтесь, мыслите и живите.