Психиатрия Дневник психиатра (психиатрическая газета)
№01 2017

И увидел он коленопреклоненного на жестких камнях Долины Отчаяния юношу, который был наг и плакал. Цвет его волос был подобен меду, и его тело было как белый цветок, но он изранил свое тело шипами и вместо короны покрыл свои волосы пеплом.

Оскар Уайльд. «Учитель»

Жил-был юноша, и у него, как и у нас с вами, была душа. Только, в отличие от других, как заметила его тетушка, леди Агата, «был он юноша серьезный, и у него была прекрасная душа». Вот это становится интересным, не так часто встречаются серьезные юноши с прекрасной душой, разве что в книгах о рыцарях и мушкетерах. Да, чуть не забыл, этот серьезный юноша любил искусство и умел его ценить. Он часто посещал театр, знал и боготворил Шекспира и героев его пьес, музицировал, разбирался в живописи и особенно высоко ценил красоту. Хочу отметить, что, по оценке его друзей и просто знакомых, этот юноша был не просто привлекателен, но обладал удивительной красотой – «юный Адонис, словно сотворенный из точеной слоновой кости и лепестков роз».
Вот еще одно мнение – лорда Генри, циника с его апологией «нового гедонизма», после знакомства с нашим героем: «Да, бесспорно, этот юноша – с нежными очертаниями ярко-красных уст, чистыми голубыми глазами, золотистыми кудрями – был чрезвычайно красивый. Его лицо чем-то таким сразу вызвало доверие. Из него проговаривала вся искренность юности, вся чистота юношеского запала. Виделось – жизненная грязь еще не обозначила его своим тавром». Но это только завязка истории, или преморбид, нашего героя, Дориана Грея. Все другие его особенности, его судьбу помогут раскрыть друзья и покровители, да и сам герой не останется на задворках сцены.
В «Портрете Дориана Грея» наиболее ярким «властителем дум» является лорд Генри, в которого Оскар Уайльд вложил много своих идей и, конечно же, обаяния. Лорд Генри – представитель высшего круга аристократии, циник, эстет и гедонист, обладающий невероятным даром убеждения. Он подкупает своими остроумными и парадоксальными заявлениями, его монологи и диалоги просто очаровывают. Именно он пытается из нашего героя создавать, лепить личность по своему подобию. Однако обстоятельства часто сильнее желания.
У лорда Генри есть целый набор заповедей и правил жизни. Для примера одна из них: «Самое страшное на свете – это скука. Вот единственный грех, которому нет прощения». Дориан усвоил эту заповедь лорда Генри. Он преображает мир силой своей фантазии, создает свой мир, в котором «все приняло свои формы и оделось яркими светлыми красками». 
Настал момент, когда искусство уступает место науке. Преморбид уступает место первым признакам эндогенного заболевания. Психопатоподобный дебют с признаками возбудимой личности, когда часто констатируется весьма неровное течение жизни, и не только потому, что наш герой постоянно избегает трудностей, а потому, что часто высказывает недовольство, проявляет раздражительность и склонность к импульсивным поступкам. «После нашей встречи я утратил покой, мне все время казалось, что внутри у меня трепещет каждая жилка. Прогуливаясь по парку или по Пиккадилли, я с жадным любопытством всматривался в прохожих, пытаясь угадать, какую они ведут жизнь. Некоторые казались мне привлекательными, другие внушали страх. В воздухе витало что-то восхитительно ядовитое. Мною владело страстное желание испытать новые ощущения…».
На первый план выступает необоснованность поступков. Он постоянно меняет свои увлечения. То это католичество, привлекавшее своей обрядностью, то мистицизм «с его дивным даром делать простое таинственным», то дарвинизм – «так заманчива была идея абсолютной зависимости духа от физических условий». Был в жизни Дориана период, когда он весь отдался музыке. То он изучал ароматические вещества, открыв, что «всякое душевное настроение связано с чувственным восприятием». Затем появилась новая страсть: драгоценности, гобелены и старинные вышивки. Все эти сокровища помогали ему спастись от страха, который он испытывал перед глубиной собственного падения.
Дориан Грей убедился в том, что в его жизни культура и разврат сопутствовали друг другу. И это понятно: он изгнал из культуры все, а искусство воспринимал как нечто нейтральное, не влияющее на деятельность человека. Когда-то Дориан опьянялся мыслью, что «вечная молодость, неутомимая страсть наслаждения, утонченные и запретные безумия счастья и еще более исступленное безумие греха – все будет ему дано». Но и это уже в прошлом.
Первая любовь с самыми неожиданными ассоциациями. «Ну скажите, разве я был не прав, обратившись за любовью к поэзии и найдя себе супругу в шекспировских пьесах? Уста, которые научил говорить сам Шекспир, шептали мне на ухо свои заветные тайны. Меня обнимали руки Розалинды, и я целовал Джульетту». И буквально через считаные дни после очередной встречи на спектакле мнение и все чувства кардинально меняются: «Вы убили мою любовь! Раньше вы поражали мое воображение, а теперь поражаете своей посредственностью. Вы стали мне безразличны. Каким безумием была моя любовь к вам! Сейчас вы для меня ничто. Я не хочу вас больше видеть. Я никогда не вспомню о вас, никогда не произнесу вашего имени». И это только из-за неудачно сыгранной роли. 
Достаточно того, чтобы что-либо не понравилось, как разрушающаяся личность берет свое, наш герой сразу же отворачивается и, не утруждая себя взвешиванием последствий, берется за новое, совершенно не заботясь о происходящем. Он обожал в ней Джульетту, Офелию, Дездемону, но он никогда не любил обыкновенную девушку Сибиллу Вейн. Ее смерть, самоубийство если и опечалили его, то только на несколько секунд. 
«Какое она имела право убивать себя? Это эгоистично с ее стороны! Почему я не страдаю так сильно, как мне надлежало бы? Неужели у меня нет сердца?… И все же… то, что случилось, не подействовало на меня так, как должно было бы подействовать. Я воспринял все это как неожиданную развязку какой-то увлекательной пьесы. В этой развязке пугающая красота греческой трагедии, в которой я играл главную роль, но которая не затронула моей души». 
Возбудимые личности нередко производят впечатление людей примитивных, т.е. уже по их мимике можно судить о невысокой интеллектуальной подвижности, они замечают только то, что сразу бросается в глаза. «Он безмозглое, очаровательное существо, на которое всегда было бы приятно смотреть зимой, когда нет цветов, и летом, когда захочется остудить разгоряченный мозг». Таково первое мнение лорда Генри о Дориане Грее. В беседе они малоинициативны, скупы, как правило, не проявляют недружелюбие, им просто не нравится, что приходится давать такое количество ответов, и поэтому реагируют очень раздраженно. Одним словом, и здесь они не умеют держать себя в руках, и это неоднократно видно в беседах с лордом Генри и, особенно, с художником Бэзилом Холлуордом. Недостаточность управления собой нередко ведет к конфликтам в общении с людьми. Именно по этой причине произошло убийство Бэзила.
Настала очередь истории с портретом Дориана Грея. Признать всю фантастичность его существования было бы очень просто и предсказуемо. Передо мной лежит второй том книги Карла Ясперса «Собрание сочинений по психопатологии», изданной в 1996 г. в «Библиотеке зарубежной психологии». Вот о чем он пишет на с. 18: «Парейдолии – это не объяснимые аффектами и ассоциативными процессами, наступающими при ясном сознании и против воли, преобразования реальных воприятий, так, что его элементы содержатся и в этих новообразованиях». Кальбаум ввел термин «парейдолия» (восприятие побочных образов) для всех иллюзий, которые являются чувственным продолжением восприятия, чтобы терминологически отличить их от неправильных истолкований восприятий путем выводов. Нарушение восприятия при психопатоподобном дебюте эндогенного заболевания – достаточно частое явление. Вот как описывает Оскар Уальд первую встречу Дориана Грея с «изменившимся» портретом: «Он протер глаза и, подойдя к портрету как можно ближе, снова стал внимательно всматриваться в него. Краска, несомненно, была не тронута, никаких следов подрисовки. А между тем выражение лица явно изменилось. Увы, ему это не почудилось – страшная перемена бросалась в глаза. И тем не менее перед ним был его портрет со складкой жестокости у рта… Размышляя об этом, Дориан спросил у себя: а что, если в один прекрасный день портрет станет изменяться прямо у него на глазах? Он содрогнулся при одной только мысли об этом, но в то же время у него возникло острое желание это увидеть». 
Болезнь прогрессирует. Уже не только парейдолии пугают Дориана Грея, именно в период ухудшения состояния, как и ожидалось, его начинает преследовать дикий страх смерти, выражающийся в кажущейся опасности преследования. Дориану казалось, что за деревьями его подстерегает человек, намеревающийся убить, что «чудовищные крылья смерти» шумят над ним в свинцовой духоте. Он искал место, где будет в безопасности, становился в тягость самому себе. Вместе с этим Грей становился эмоционально холодным, когда по его вине страдали и погибали люди, и сам совершил хладнокровное убийство, за которое не испытывал вины: «Как быстро все это произошло! Дориан чувствовал себя странно спокойным». Эмоциональная холодность становится определяющей. Через несколько часов, ночью «Дориан спал безмятежным сном, лежа на правом боку и подложив под щеку ладонь. Спал, как утомившийся от шумных игр ребенок. Его сон не тревожили никакие видения – ни светлые, ни мрачные. 
А улыбался он потому, что молодость жизнерадостна без причин, и в этом ее главное очарование».
Что ждет дальше нашего героя? Все ярче и ярче проступают гебоидные черты, появляется то, что называется непристойным поведением. «Через семь-восемь минут он добрался до ветхого домика, вклинившегося между двумя захудалыми фабриками. В конце коридора висела грязная зеленая занавеска, заколыхавшаяся от порыва ветра, залетевшего с улицы через открытую дверь. Отдернув занавеску, Дориан вошел в продолговатое помещение с низким потолком, похожее на третьеразрядный танцкласс. На стенах горели газовые рожки, их резкий свет тускло и криво отражался в засиженных мухами зеркалах. Дориан торопливо поднялся по трем расшатанным ступенькам и вошел внутрь. Его встретил тяжелый запах опиума. Он глубоко вдохнул, и ноздри его затрепетали от удовольствия». Любитель и ценитель Шекспира и Шумана Дориан Грей стал завсегдатаем притонов и грязных кабаков. Нет уже прежнего лоска высшего общества, но возникли характерные эпизоды злобного возбуждения с импульсивными агрессивными действиями. Чего только стоит убийство близкого друга-художника и то, каким образом Дориан избавился от его трупа. Даже то, что раньше было доминирующим, – высшее общество, ощущение поклонения и любви окружающих – стало исчезать, уступая место негативной симптоматике и паранойяльному отношению к своему загадочному портрету.
Меня всегда занимала мысль: а что, если бы у Дориана Грея украли злополучный портрет? Как бы это отразилось на его поведении? И что, если бы у него было несколько портретов, и каждый бы из них реагировал по-своему? Каким образом можно было бы помочь этому юноше сегодня, случись все это в наше время? 
Поведение Дориана Грея в случае похищенного портрета или появления троицы других портретов предсказать трудно, ибо здесь нужно обладать фантазией Оскара Уайльда, а вот что касается современных методов лечения, то здесь уместен опыт и достаточный выбор современных психотропных препаратов. Эндогенное заболевание, гебоидный вариант течения с элементами тревоги, страха и развивающейся паранойей, и все это на фоне нарастающей негативной симптоматики подсказывает нам Неулептил (перициазин) как препарат выбора, обладающий направленным действием на эмоциональные и поведенческие нарушения в рамках расстройств личности. Этим мы одномоментно сможем воздействовать как на опасное импульсивное поведение, так и на тревожное состояние. В нашем случае доза препарата может достичь 100 мг/сут. Эффект был бы реален и наступил довольно скоро.
 Наступил день сегодняшний, и «на полу с ножом в груди лежал мертвый человек во фраке. Лицо у него было морщинистое, увядшее, отталкивающее. И только по перстням на руках слугам удалось узнать Дориана Грея». Не получился из него ни рыцарь, ни мушкетер. Мертвый герой показан абсолютно неэстетичным, т.е. эстет Уайльд не приемлет совершенного Дорианом убийства и его нового образа жизни, осуждает их. «Пытаясь убить свою совесть, Дориан Грей убивает себя», – так сформулировал мораль романа сам автор. Уайльд спорит с Уайльдом. Дориан вызывает в нем больше сочувствия и сострадания, чем жертвы его страстей. «Чем в области мысли был для меня парадокс, тем в области страсти стала для меня извращенность», – сознался тот, кто остается великим и в ХХI в.
 Оскар Уайльд не был психиатром, но как точно и ярко описал он развитие болезни – от дебюта влюбленности прежде всего в самого себя и до полного регресса личности. Перед гением я обнажаю голову.
«Придите же и рассудим! – говорит Господь. – Если даже багровы ваши грехи, чистыми сделаю вас, белыми, как снег, и пускай они черной крови подобны – Я вас, как шерсть, добела отмою» (Ис 1:18).