Психиатрия Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина
№01 2003

Клинико-динамические особенности психических расстройств у заложников в зоне боевых действий (сравнительный аспект) №01 2003

Номера страниц в выпуске:4-8
В ходе боевых действий на Кавказе массовым явлением стал захват заложников, как участников боевых действий, так и мирного населения различного пола и возраста. Внезапность возникновения угрожающих для жизни ситуаций, их относительная кратковременность (для большинства потерпевших – около 30 ч), массированность и предельная жестокость вооруженного насилия в отношении них с осознанием полной беззащитности и безнадежности, неминуемой смерти – все это определяло массивность острого психогенного воздействия на гражданское население в ситуации непосредственной угрозы жизни.  
Всего обследованы 280 человек в возрасте от 3,5 до 60 лет (106 мужчин, 174 женщины), из них до 18 лет – 20 человек, до 5 лет – 2, 7–11 лет – 5, 13–15 лет – 8, 16–18 лет – 5 человек, находившихся в заложниках в зоне боевых действий при известных событиях в г. Кизляре и пос. Первомайское в январе 1996 г. Цель исследования – изучение структуры и клинико-динамических особенностей психических расстройств, развивающихся у заложников в зоне боевых действий, находившихся в острой пролонгированной жизнеугрожающей ситуации. Метод исследования – клинико-психопатологический и катамнестический. Катамнез – 5 лет.

Введение
   
В ходе боевых действий на Кавказе массовым явлением стал захват заложников, как участников боевых действий, так и мирного населения различного пола и возраста. При этом нередко в заложники брали больных, находившихся на излечении в многопрофильных соматических стационарах. В изученных нами случаях в городской многопрофильной больнице г. Кизляра и в пос. Первомайское (Республика Дагестан) заложниками оказались одновременно около 2000 человек. Их освобождение сопровождалось обстрелом зданий больницы и населенного пункта (пос. Первомайское) из стрелкового оружия, гранатометов, пушек, а в пос. Первомайское и ракетным обстрелом, что привело к гибели и ранениям некоторых заложников, а также к значительным разрушениям зданий, пожарам.
   Внезапность возникновения угрожающих для жизни ситуаций, их относительная кратковременность (для большинства потерпевших – около 30 ч), массированность и предельная жестокость вооруженного насилия в отношении них с осознанием полной беззащитности и безнадежности, неминуемой смерти – все это определяло массивность острого психогенного воздействия на гражданское население в ситуации непосредственной угрозы жизни.   

Материал и методы
   
Всего обследованы 280 человек в возрасте от 3,5 до 60 лет (106 мужчин, 174 женщины), из них до 18 лет – 20 человек, до 5 лет – 2, 7–11 лет – 5, 13–15 лет – 8, 16–18 лет – 5 человек, находившихся в заложниках в зоне боевых действий при известных событиях в г. Кизляре и пос. Первомайское в январе 1996 г.
   Цель исследования – изучение структуры и клинико-динамических особенностей психических расстройств, развивающихся у заложников в зоне боевых действий, находившихся в острой пролонгированной жизнеугрожающей ситуации. Метод исследования – клинико-психопатологический и катамнестический. Катамнез – 5 лет.   

Результаты исследования
   
По длительности нахождения в угрожающей психогенной ситуации заложники были разделены на две группы:
   I – лица, находившиеся в заложниках в зоне массированного обстрела в течение 30 ч (280 человек); II – от 9 до 16 сут (48 человек). В зависимости от длительности пребывания в угрожающей жизнеопасной ситуации структура и динамика психогенных расстройств была различной.
   I группа заложников
   У заложников I группы особенности возникновения и структура острых психических расстройств находились в прямой зависимости от нарастания угрозы их жизни, по мере того как развертывались боевые действия по их освобождению. Если в самые первые часы после взятия в заложники у большинства из них превалировали реакции тревоги, связанные с отсутствием информации об их дальнейшей участи, то с возрастанием угрозы их жизни, в связи с обстрелом здания больницы, у них развивались гипокинетические или гиперкинетические психогенные реакции.
   Гипокинетические психогенные реакции были представлены острыми аффективно-шоковыми расстройствами с различной глубиной помрачения сознания и апатоабулическим состоянием.
   Так, у части заложников (I подгруппа – 72 человека: 49 женщин, 23 мужчины, в том числе 5 детей, 3 подростков) наблюдали гипокинетические реакции с тревогой, паническим страхом, оцепенелостью, вялостью, дрожью в теле, нарушением сна, анорексией, чувством безысходности, отчаянием, отрешенностью, молчаливостью, неподвижностью с принятием на полу "внутриутробной" позы. После освобождения у этих заложников на первый план выступали некоторая скованность и заторможенность, пассивность, безынициативность, эмоциональная притупленность и невыразительность. Их взгляд был напряженным, при обращении к ним создавалось впечатление, что они не совсем понимают задаваемые им сложные вопросы. Иногда они просили повторить вопрос. Если вопрос не касался периода их пребывания в заложниках, они тут же теряли к нему интерес. Вместе с тем они ничего не могли сообщить о происходивших вокруг них событиях. В их переживаниях сохранились лишь панический страх и ужас, испытанные после каждого обстрела палаты, в которой они находились. Во время беседы по несколько раз пересказывали одну и ту же, наиболее впечатлившую их ситуацию. Эти лица стремились постоянно находиться около врачей и других медицинских работников, несмотря на то, что жалоб на свое здоровье они не высказывали. Вместе с тем при обследовании у них выявляли повышение артериального давления (систолического до 150–160 мм рт. ст. и диастолического до 90–100 мм рт. ст.) и учащение пульса (до 90–100 ударов в 1 мин).
   У заложников II подгруппы (61 человек: 23 мужчины, 38 женщин, в том числе 4 подростка) отмечались преимущественно тревожно-фобические гипокинетические реакции с тревогой, страхом смерти, чувством беспомощности, растерянностью, вялостью, малоподвижностью, пассивностью, параличом воли, ангедонией, ощущением сжимания в груди, анорексией, диссомнией, молчаливостью, подчиняемостью, замедленностью реакций, тревожным прислушиванием к шуму обстрела здания с принятием характерной позы максимального съеживания. Острая реакция на продолжающуюся стрессовую ситуацию проявлялась у них в виде особой формы изменения сознания, которое наиболее близко к состоянию оглушения. При этих состояниях на фоне выраженного страха и тревоги за свою жизнь (и/или за жизнь своих близких) имело место повышение порога возбудимости ко всем внешним и внутренним раздражителям, за исключением тех, которые непосредственно отражали вероятность угрозы жизни. Отмечали также нарушение восприятия времени – "время то летит, то тянется очень медленно". На первый план выступала психическая беспомощность. Они не могли правильно оценить изменение ситуации и степень угрозы своей жизни и жизни своих близких в сложившейся ситуации, с трудом фиксировали внимание на происходящих событиях. Реальные события воспринимались ими фрагментарно, вследствие чего они не могли адекватно оценивать окружающую действительность, в силу вышеперечисленных расстройств заложники данной подгруппы не могли самостоятельно принимать решения, находились под влиянием других лиц, и их поведение зачастую лишь копировало поведение окружающих. По миновании жизнеопасной ситуации выявлено, что о многих событиях, в которых заложники принимали участие, они не помнят, обнаруживая тем самым парциальную амнезию. Реакции на изменение ситуации были рефлекторными, непродуманными. Отмечена повышенная внушаемость, их легко было убедить и подченить своей воле.
   Следует отметить, что пока чрезвычайная ситуация продолжалась и существовала угроза личной безопасности поведение большей части заложников окружающее воспринимали как более или менее адекватное, это объяснялось тем, что что пострадавшие внешне не проявляли выраженное моторное возбуждение. Вместе с тем у них отмечено повышение тонуса мышц лица, тела и конечностей, проявлявшееся в обеднении мимики, потери упругости и пластичности при движении. Наблюдали также усиление напряжения в голосе. У этих людей подавлялось чувство голода, а в части случаев и жажды, они редко обращались за помощью к окружающим. В этот период их поведение было подчинено только одной мысли – "выжить", причем это поведение не отличалось особой продуманностью и дальновидностью.
   После освобождения заложники этой подгруппы как бы "не ощутили свободу". Внешне они выглядели спокойными. При беседе с окружающими о своих переживаниях в период заложничества говорили сдержанно, претензий ни к боевикам, ни к представителям властей не предъявляли, опасаясь, что ситуация может повториться и тогда их высказывания могут обернуться для них гибелью. В последующем в течение нескольких месяцев заложники оставались немногословными, выглядели сосредоточенными, углубившимися в свои мысли и переживания. Несмотря на это, они были достаточно хорошо ориентированы в окружающей действительности, сохраняли способность следить за ситуацией. В этот период они сами активно жалоб не высказывали, но их, как правило, удавалось "разговорить". У них выявляли нарушения сна в виде затруднений при засыпании, частых ночных пробуждений, кошмарных сновидений, а также ранние пробуждения с чувством тревоги. Пострадавшие также отмечали у себя подавленность, тоску, тяжесть за грудиной, плаксивость. Кроме того, у них были головокружения, ухудшение аппетита, похудание, мышечная дрожь, чувство похолодания конечностей, иногда потливость.
   В части случаев III подгруппа (89 человек: 53 женщины, 36 мужчин, в том числе 6 подростков) отмеченные выше расстройства протекали на фоне выраженного внутреннего напряжения и тревоги, сочетавшихся с чувством безысходности и отчаяния. На первый план выступали некоторая скованность и заторможенность, пассивность, безынициативность, отрешенность от реальной ситуации с прислушиванием к выстрелам, разрывам, угрожающим шумам, доносящимся с улицы. Они, как правило, не привлекали к себе внимания, так как их поведение не отличалось от поведения окружающих. Вместе с тем их взгляд был напряженным, при обращении к ним создавалось впечатление, что они не полностью понимают задаваемые сложные вопросы. Сразу же после освобождения заложники начинали жаловаться на ухудшение самочувствия, общую слабость, разбитость, головные боли и боли в области сердца. Отмечали также появление неприятных ощущений в области живота (чувства общего дискомфорта, ощущение стягивания и напряжения в области желудка), похолодание конечностей, чрезмерную потливость. Сразу же после освобождения они обращались к врачам и высказывали недоумение в связи с тем, что специалисты обнаружили у них лишь повышение артериального давления и "больше ничего". Эта подгруппа заложников полагала, что период заложничества "не прошел бесследно и повредил здоровье". Расстройства сна у них носили более стойкий характер. Как правило, пострадавшие начинали жаловаться на то, что сон не приносит им ощущения отдыха и бодрости, а кошмарные сновидения и частые пробуждения изнуряют. Они также отмечали у себя в течение дня сонливость (особенно по утрам) и снижение трудоспособности. Воспоминания о чрезвычайной ситуации у заложников данной подгруппы возникали практически ежедневно и им трудно было отвлечься от них. Иногда они просили повторить задаваемый вопрос. Если вопрос не касался периода их пребывания в заложниках, они тут же теряли к нему интерес. Отмечали, что после осознания этого им стало легче, уменьшился гнет кошмарных воспоминаний. Через некоторое время эти лица начинали чаще посещать культовые заведения, соблюдать религиозные обычаи, общаться с другими верующими и следовать советам служителей культа.
   Психическое состояние заложников IV подгруппы (24 человека: 16 женщин, 8 мужчин, в том числе 2 детей) характеризовалось гиперкинетической тревожно-фобической реакцией. При этом у 2 женщин наблюдали ажитацию, у 12 – суетливость с растерянностью, непониманием того, что происходит, у 1 – раптус и еще у 1 (дежурный врач) – на фоне тревоги, страха отмечены собранность, целенаправленная активность, самоотверженность с игнорированием опасности, сочетавшиеся с автоматизированностью движений, их гротескностью, громкой, категоричной, отрывистой речью. У мужчин тревожно-фобическое гиперкинетическое расстройство выражалось в непродуктивной суетливости с нецеленаправленностью действий (4 человека), в остром двигательном возбуждении в форме фуги (у 1 военнослужащего оперативной группы, захваченного в плен), в целенаправленной гиперактивности (у 1 дежурного врача). У детей (3,5 и 5,5 года) наблюдалось состояние психомоторного возбуждения со страхом, громким плачем, переживанием чувства ужаса, хаотичной двигательной активностью с попыткой спрятаться на груди у матери.
   Психическое состояние заложников V подгруппы (16 человек: 12 женщин, 4 мужчин) характеризовалось гиперестезией чувствительности с суетливостью и повышенной бдительностью, их внимание привлекал каждый звук, каждый шорох, любая информация воспринималась как угроза жизни. Их психическое состояние определялось переживанием панического страха, ужаса, отчаяния и безысходности. При каждом выстреле отмечено выраженное психомоторное возбуждение, поведение представляло собой непродуманную реакцию избегания, иногда они начинали громко причитать, призывать на помощь Всевышнего. Они беспрекословно выполняли все требования боевиков, в частности многократно подбегали к окнам и просили солдат не обстреливать здание больницы. После разрешения чрезвычайной ситуации часть заложников (женщин) данной группы начинала громко плакать, причитать, жаловаться на свою судьбу. Одновременно с этим они высказывали недовольство действиями властей, которые допустили захват в заложники мирных жителей. Вместе с тем некоторые из этих лиц говорили о том, что боевики относились к ним "по-человечески, не издевались, не насиловали, не били и требовали лишь выполнения правил личной безопасности".У этих лиц примерно через 30–60 мин наступало истощение. Они начинали жаловаться на общую слабость, головные боли, головокружение, выявлялась легкая истощаемость, раздражительность, чрезмерная усталость. Однако пострадавшие, как правило, соглашались лишь на оказание амбулаторной помощи и категорически отказывались от стационарного лечения, предпочитая "болеть дома". В последующем в течение нескольких дней (до 1 нед) они предъявляли жалобы на ощущение внутреннего напряжения, общую слабость, легкую истощаемость. Отмечали, что их раздражает большое число посетителей, которые интересуются их здоровьем, подчеркивали, что в первые дни, когда им часто приходилось рассказывать о пережитом (что они делали охотно), после этого у них наступало какое-то облегчение и снижение внутреннего напряжения. Вместе с тем после ухода посетителей на первый план выступало ощущение утомления, вялости, апатии, возникали головные боли, боли в мышцах рук и ног, чувство стягивания в области живота. По вечерам эти лица стремились находиться в кругу родственников и близких, предпочитали бодрствовать до глубокой ночи. После того как ложились спать, смотрели программы по телевизору "до конца", слушали радио, читали, всеми способами борясь со сном. Сон наступал помимо воли, как бы внезапно, был прерывистым и не приносил чувства отдыха и бодрости. У другой части заложников этой же подгруппы после освобождения на первый план выступали агрессивность, раздражительность, конфликтность. Их гнев в первую очередь был направлен в сторону властей, которые позволили захватить в заложники мирных жителей и обстреливать здание, где они находились. В отличие от предыдущей подгруппы они считали боевиков преступниками и не испытывали к ним никаких симпатий. Жалоб на свое здоровье они не высказывали, активно к врачам за помощью не обращались. Однако в течение первой недели после освобождения агрессивность и конфликтность исчезали, появлялись слезливость, утомляемость и истощаемость. Предпочитали не говорить о периоде заложничества, и уже с первых же дней воспоминания о пережитом вызывали у них чувство гнева, возмущения. Как они объясняли, это было связанно с тем, что в тот период они были беспомощны, не могли защитить себя и им тяжело переживать это ощущение беспомощности. Одновременно с этим появлялись жалобы на головные боли, чувство общей слабости, разбитости, легкой истощаемости и утомляемости, затруднение концентрации внимания, ухудшение памяти, у них отмечены соматические расстройства в виде преходящих приступов тахикардии и тахиаритмии, которые появлялись при незначительном эмоциональном напряжении или при воспоминаниях, связанных с периодом заложничества. Отмечались также повышение артериального давления на 20–30 мм рт. ст. (как систолического, так и диастолического), тремор пальцев рук и чрезмерная потливость ладоней.
   Несколько иным было поведение заложников VI подгруппы (18 человек: 6 женщин, 12 мужчин), которые в силу своего служебного положения и чувства внутреннего долга должны были оказывать помощь больным и ослабленным – врачи, медицинские сестры, санитарки. У 5 человек (мужчины) наблюдали тревожно-фобические гиперкинетические реакции с суетливостью, непоседливостью, растерянностью, вопрошающим взглядом. Психическое состояние 2 заложников (врач-мужчина и женщина) характеризовалось целенаправленной активностью по оказанию медицинской помощи пострадавшим на фоне нерезко выраженной тревожно-фобической реакции с суетливостью, молчаливостью, автоматизированностью и неэкономностью движений. По разрешении жизнеопасной ситуации у них наблюдали повышенный фон настроения, они "испытывали счастье", что остались живы, радовались окружающему. Свое пребывание в заложниках они называли кошмаром, стремились не вспоминать, "поскорее забыть" тот период. Следует отметить, что эти лица старались ограничить общение со своими близкими, редко обращались к врачам.
   Другие, демонстративно пренебрегая опасностью, старались оказывать помощь больным и раненым, находящимся в обстреливаемой части здания. Они постоянно были в центре внимания, громким голосом призывали к спокойствию и подбадривали заложников, старались решать некоторые вопросы с боевиками (перевязать рану заложнику, перевести его в другой отсек и т.д.).
   Таким же было поведение и некоторых добровольных помощников из числа заложников, которые старались помогать медицинскому персоналу в оказании помощи больным и пострадавшим. У них после освобождения настроение было повышенное, они охотно и много общались с окружающими, в ускоренном темпе, без устали, громко с некоторой бравадой, пренебрежением рассказывали о периоде заложничества, о неприятных и даже опасных эпизодах. Во время беседы чрезмерно жестикулировали, иногда не слушая собеседника и не дожидаясь вопроса, по несколько раз рассказывали об одном и том же эпизоде. Сразу же после освобождения они ощутили прилив энергии, готовы были оказать помощь другим заложникам, старались поддержать их морально и материально, некоторые из них предлагали себя в качестве заложников (в группу, которая проследовала вместе с боевиками в пос. Первомайское). Они формально осуждали действия боевиков, считали, что их следует наказать по закону, однако чувства мести и ненависти к ним не испытывали. В последующем заложники данной подгруппы свое состояние после освобождения рассматривали как "необычное", сообщали о том, что их настроение в течение первых нескольких дней было не столько хорошим, сколько возбужденным, им все время хотелось говорить, двигаться, "не сиделось на одном месте", не удавалось сосредоточиться на чем-либо, они не могли усвоить новый материал, было затруднено запоминание. Отмечали, что, несмотря на повышенное настроение, они быстро уставали, истощались. У них также имели место нарушения сна в виде трудностей засыпания, частых ночных и ранних пробуждений с чувством тревоги.
   После разрешения жизнеопасной ситуации у заложников 1-й группы динамика психических расстройств характеризовалась определенной этапностью развития: 1) у части больных развивалось гипоманиакальное состояние с подъемом настроения, чувством облегчения, многоречивостью, многократными повторениями рассказа о своих переживаниях, двигательной активностью, которое через 1–2 дня сменялось депрессивно-апатическим состоянием с "параличом чувств", автоматизированностью действий, фиксацией на пережитом. У большинства больных сразу после разрешения психотравмирующей ситуации наблюдалось депрессивно-апатическое состояние, продолжавшееся 3–7 дней;
   2) в дальнейшем у части наблюдавшихся больных отмеченные психогенные расстройства уступали место астенодепрессивному (12 человек) либо тревожно-депрессивному синдрому (22 человека) с вегетативно-сосудистой неустойчивостью, недержанием аффекта (раздражительной слабостью), тревогой, навязчивыми воспоминаниями о пережитом и страхом его повторения, аффективной напряженностью, беспомощностью, нарушениями сна с частыми пробуждениями и кошмарными сновидениями, тревожной бдительностью с периодической оценкой ситуации ("симптом выглядывания в окно"), трудностью сосредоточения, истощаемостью, повышенной утомляемостью, бестолковостью и непродуктивностью в работе, уклонением от повседневных обязанностей. У детей и подростков отмечены невротические тики (3 человека), очаговая плешивость на волосистой части головы (1 человек), отсутствие стула в течение пяти дней (1 человек), аффективная неустойчивость с раздражительной слабостью, трудности сосредоточения внимания, истощаемость, повышенная утомляемость, снижение успеваемости в школе, в целом сниженный фон настроения, отгороженность, снижение эмоционального резонанса, нарушения сна с кошмарными сновидениями и частыми пробуждениями, утрата игровых интересов.
   II группа заложников
   Заложники II группы находились в жизнеопасной ситуации от 9 до 16 сут и на протяжении первых 2–7 сут (период напряженного ожидания начала штурма, когда заложники и боевики находились в плотном кольце окружения войск) психическое состояние большинства из них (45 человек) характеризовали тревожность, вялость, беспомощность, пассивность, малоподвижность, подчиняемость, ангедония на фоне угнетенного настроения, анорексия, диссомния, состояние аффективного напряжения с раздражительностью и вегетативно-сосудистыми нарушениями (головные боли, сердцебиение, зябкость, периодические ощущения сжимания и покалывания в области сердца). Лишь у 3 из них (2 мужчины, 1 женщина) были сохранены активность, мобилизованность, сочетавшиеся с повышенной откликаемостью, тревожностью, раздражительностью, суетливостью, нетерпеливо-безапелляционными отрывистыми высказываниями и напряженностью во всем облике, поведении, речи. При всем различии реакций на ситуацию поведение всех заложников в отмеченный период определяли напряженное ожидание, прислушивание к доносившемуся шуму военной техники, эпизодической стрельбе и гулу боевых самолетов, совершавших облет поселка.
   К периоду кульминации боевых действий против боевиков (на 8–10-е сутки) относится и резкое усиление психогенных расстройств. Массированный обстрел поселка ракетами, реактивными снарядами, неоднократные штурмы с применением бронированной техники и авиации вызывали у заложников резкое усиление тревоги, аффективного напряжения, вегетативно-сосудистых расстройств с чувством тоскливого сжатия в груди и паническим страхом (у 6 мужчин и 2 женщин), который заставлял их зарываться под пол, в стог и т.п. и не покидать убежище на протяжении нескольких суток даже для приема пищи. У других заложников (33 мужчины, 1 женщина) возникало состояние оцепенения с растерянностью, пугливостью, беспомощностью, параличом воли и непринятием мер по поиску укрытия, самозащите. У остальных (5 мужчин, 1 женщина) отмечены тревожная суетливость, автоматизированность и неэкономность движений, молчаливость, вопрошающий взгляд. Двое из них были активны, целенаправленны; один был напряжен, суетлив, тревожен, повышенно бдителен, часто менял укрытие в зависимости от направления и площади ракетно-бомбового обстрела.
   Следует отметить, что из 8 человек с панической реакцией страха лишь 2 женщины покинули ночью свое убежище и вместе с остальными заложниками в сопровождении боевиков совершили прорыв боевых порядков войск. Во время совершения прорыва под сильным обстрелом войск и авиации психическое состояние заложников характеризовалось аффектом предельного тревожного напряжения, страхом, ужасом, переживанием обреченности, беспомощности. У части заложников II группы (11 человек: 9 мужчин, 2 женщины) психическое состояние после разрешения жизнеопасной ситуации характеризовали вялость, апатия, пассивность, ангедония, анорексия, диссомния, раздражительная слабость, пугливость, тревожная бдительность с прислушиванием к сигналам опасности, аффективное напряжение с острыми вспышками агрессии по незначительному поводу. У них отмечали рассеянность, угнетенное настроение, замедленность реакций, навязчивые воспоминания о пережитой психотравмирующей ситуации, кошмарные сновидения. Они избегали ситуаций, провоцирующих воспоминания. Их отличали эмоциональная оцепенелость, отрешенность, отгороженность, несостоятельность в выполнении привычной профессиональной работы с паническим страхом перед такой перспективой, вегетативно-сосудистая неустойчивость. Кроме того, у женщин отмечено нарушение менструального цикла, а у 2 мужчин – резкое усиление злоупотребления алкоголем. У 4 мужчин и 2 женщин на передний план выступали "матовая депрессия" с переживанием "опустошенности", ангедонии с автоматизированностью действий, тревога, апатия, вялость, пассивность, повышенная утомляемость, истощаемость, рассеянность, навязчивые воспоминания о пережитом, сочетавшиеся с кошмарными сновидениями, вегетативно-сосудистыми нарушениями. В целом их состояние характеризовалось отгороженностью, замкнутостью, избеганием стимулов, напоминающих о психотравмирующей ситуации, уклонением от физического или умственного усилия. Лишь один из данной группы (начальник оперативной группы ГУВД) вернулся к своим профессиональным обязанностям. Его психическое состояние характеризовалось тревожной бдительностью на фоне депримированного настроения, ангедонией, истощаемостью, периодическими головными болями, рассеянностью, диссомнией, навязчивыми воспоминаниями о пережитом, снижением коммуникабельности "с уходом в работу", вегетативной неустойчивостью.   

Обсуждение результатов
   
Возникновение, характер, структура и динамика психопатологических расстройств у заложников зависели не только от продолжительности нахождения в психотравмирующей ситуации, но также от предшествующих "фоновых" факторов (остроты либо длительности и массивности психотравмирующего воздействия, наличия предшествующей астении и ее глубины; индивидуальных личностных особенностей, в частности, степени ответственности и мобилизованности; наличия коллективной взаимоподдержки и специальной боевой подготовки). С учетом особенностей так называемого фонового фактора контингент обследованных лиц распределился по следующим категориям: 1) лица с соматогенным астеническим фоном (больные, находившиеся на момент возникшей жизнеопасной ситуации на излечении в данной больнице); 2) родители с малолетними детьми, специально конвоированные боевиками в больницу в качестве заложников; 3) дежурный медицинский персонал больницы; 4) учащиеся ПТУ и работники производств; 5) сотрудники оперативной группы МВД, оказавшиеся в заложниках.
   Для лиц первой категории оказались характерными острые психогенные реакции по типу аффективно-шоковых тревожно-фобических гиподинамических реакций. Для второй – тревожно-депрессивные с моторным беспокойством, неусидчивостью. Для третьей – мобилизованность, непродуктивная активность, тревожное психомоторное возбуждение, игнорирование опасности, нередко псевдоделовитость, сочетавшиеся с раздражительностью, гневливостью на фоне аффективно суженного сознания. У заложников четвертой категории наиболее частыми были реакции депрессивно-тревожной суетливости на фоне аффективно суженного сознания. У заложников пятой категории имели место различные психогенные реакции – от ситуационно обусловленной неболезненной реакции тревоги до тревожно-гиподинамической и фугиформной реакций.
   Необходимо отметить, что при длительном периоде заложничества на поведение пострадавших начинали оказывать влияние и такие факторы, как их способность к самоорганизации и взаимодействию с целью сохранения собственной жизни.
   Как видно из приведенного выше описания, поведение пострадавших во время чрезвычайной ситуации было различным. Также различными были и формы реагирования на освобождение. Вместе с тем у пострадавших отмечались расстройства, общие практически для каждого из них.
   Среди этих расстройств в первую очередь следует отметить нарушения сна. Наиболее часто они проявлялись в виде ухудшения засыпания, обусловленного непроизвольно возникающими (ненасильственными) воспоминаниями и мыслями, которые так или иначе были связаны с периодом захвата в заложники. Иногда перед засыпанием в их воображении всплывали эпизоды из периода пребывания в заложниках, но с иным исходом, причем нередко финал оказывался более печальным. Мысленно они представляли себя погибшими, "отслеживали" собственные похороны, в своих фантазиях "разыгрывали различные варианты" на тему: как жила бы семья в случае его гибели.
   Имели также место частые ночные пробуждения. Как правило, отмечали тревожный, прерывистый, беспокойный сон, с внезапными, через каждые 1,5–2 ч, без всяких видимых причин, изнуряющими пробуждениями с чувством тревоги. По утрам пострадавшие констатировали у себя разбитость, усталость, раздражительность, а порой и агрессивность, отсутствие ощущения отдыха, бодрости.
   У некоторых заложников эпизодически отмечены кошмарные сновидения, где они, как правило, выступали в роли преследуемых. Эти сновидения в большинстве случаев возникали на фоне "полного благополучия" и после них в течение нескольких дней были отмечены сниженное настроение, тоска, раздражительность, вялость, апатия, усталость. Вновь возникали яркие неприятные воспоминания о периоде заложничества.
   Пострадавшие, которые были захвачены в заложники у себя дома, после освобождения непроизвольно просыпались в 6 ч утра (т.е. в то время, когда произошел захват), испытывали тревогу, вставали с постели, подходили к окнам, осматривали территорию вокруг дома, прислушивались к звукам. После этого они снова ложились в постель, но сон не наступал.
   Практически у всех заложников, которые были захвачены дома, и у их родственников, проживавших вместе с ними и переживших нападение боевиков, громкое хлопанье входных дверей квартир или подъездов вызывало чувство ужаса и заставляло вздрагивать. Связано это было с постоянной непроизвольной внутренней готовностью к повторению пережитой ситуации и опасением, что захват вновь может повториться, хотя объективные предпосылки к этому отсутствовали. В связи с этим жители высотных домов договорились не производить ремонтные работы в вечернее и ночное время, когда "невозможно определить, кто ходит вокруг дома".
   Нарушение пищевого поведения в большинстве случаев проявлялось в ухудшении аппетита, хотя нельзя было говорить об уменьшении объема потребляемой пищи. Чаще аппетит отсутствовал в течение всего дня и разыгрывался ближе к вечеру, когда в быстром темпе съедали большую часть дневного рациона.
   Следует также отметить, что после разрешения жизнеугрожающей ситуации изменилось и поведение заложников – они начали предпринимать всевозможные действия для сведения к минимуму вероятности повторного захвата. Те из них, кто был захвачен в своей квартире, стали укреплять дверные рамы, менять входные замки на более прочные, ставить металлические двери. Появилась чрезмерная осмотрительность. Они перестали оставаться дома одни. В вечернее и ночное время неоднократно проверяли прочность замков дверей и оконных шпингалетов. Каждый свой выход из дома тщательно продумывали, мысленно проделывали весь маршрут, выбирали наиболее безопасные направления, предпочитали даже днем ходить в сопровождении близких. Однако, несмотря на все предпринимаемые меры предосторожности, большинство заложников не чувствовали себя в безопасности. Они были уверены, что нет никакой гарантии от повторного нападения боевиков.   

Выводы
   
1. Неожиданное возникновение жизнеопасной ситуации у всех обследованных заложников сопровождалось возникновением тревожно-фобической реакции, неоднозначной в своих проявлениях. У большинства из них (98,3%) тревожно-фобические реакции сопровождались измененным состоянием сознания различной глубины (от оглушения до сумеречного помрачения сознания). Наиболее часто развивались оглушенность, выражавшаяся в заторможенности, вялости, обеднении психической деятельности, неполном осмыслении происходящего, затруднении восприятия окружающего, нечетком (неадекватном) выполнении действий, инструкций, необходимых для спасания своей жизни. Также имел место синдром растерянности с аффектом недоумения, расстройством самосознания, блуждающим взглядом, вопрошающим выражением лица, дезориентировкой в ситуации, тревогой, суетливостью, подавленным настроением, беспомощностью и бестолковостью.
   2. Структура и глубина психогенных расстройств определялись особенностями фонового фактора. Аффективно-шоковые, тревожно-фобические, гипо- и гиперкинетические реакции у заложников прежде всего возникали у лиц с соматогенной астенией либо у категорий лиц с предельной аффективной напряженностью в ситуации стресса (сотрудники оперативной группы МВД и родители малолетних детей).
   3. Для заложников, находившихся в острой жизнеопасной ситуации в течение суток, были характерны:
   • гипокинетические тревожно-фобические реакции (с оцепенением – 25,7%, с гипокинезией – 53,6%);
   • гиперкинетические трсвожно-фобические реакции (с ажитацией – 15,8%, раптусом – 1,07%, фугой – 0,33%, целенаправленной гиперактивностью – 3,5%).
   4. У заложников, находившихся в острой пролонгированной жизнеугрожающей ситуации (9–16 сут), в течение первых суток отмечены в основном трсвожно-фобические реакции с гипокинезией (87,5%), в том числе с оцепенением – у 35,3% и с гипокинезией – у 52,2%. Реже имели место гиперкинетические тревожно-фобические реакции (12,5%), в том числе с целенаправленной активностью (6,25%) и ажитацией (6,25%).
   5. Психические расстройства по разрешении острой жизнеугрожающей ситуации у заложников обеих групп характеризовались невротическим уровнем. При этом у заложников 1-й группы превалировали тревожно-депрессивные (52,4%) и астенодепрессивные (28,6%), а у заложников 2-й группы – астенодепрессивные (64,7%) и депрессивно-апатические (35,3%) состояния.

Список исп. литературыСкрыть список
Количество просмотров: 1227
Следующая статьяНекоторые вопросы психофармакотерапии психогений в результате действия экстремальных факторов
Прямой эфир