Психиатрия Дневник психиатра (психиатрическая газета)
№01 2014
Глубоко уважающий автора книги «В окопах Сталинграда»... №01 2014
Глубоко уважающий автора книги «В окопах Сталинграда»...
Многоуважаемый
Андрей Владимирович!
Я не обращался бы к Вам с этим письмом, если бы не прочитал в газете «Известия» за 24 окт. статьи К.Брянцева «Лжерадетели в трясине клеветы», в которой приводится и Ваше высказывание.
Не скрою, меня не могли не озадачить мысли, высказанные известным советским ученым, директором Института психиатрии Академии медицинских наук СССР академиком А.В.Снежневским: «Да, я также читал эти абсурдные сообщения о том, что в СССР помещают здоровых людей в психбольницы. Как и все мои коллеги, не могу не выразить чувства глубокого негодования по поводу этого дикого вымысла».
Вымысел ли это? И дикий ли? Не дико ли как раз противоположное, то, что и должно было бы, на мой взгляд, вызвать у Вас чувство глубокого негодования?
Откровенно говоря, меня не очень-то интересуют упомянутые Вами отчеты и высказывания французских и американских психиатров. Вряд ли они могут верно судить о постановке дела в нашей психиатрии, посетив, ну, допустим, Винницкую психбольницу и не побывав в Казанской или Черняховской, подведомственных, как Вам известно, отнюдь не Министерству здравоохранения СССР. Меня, да и не только меня, конечно же, куда более интересует авторитетная оценка советского психиатра, занимающего достаточно ответственное (и перед историей тоже) положение, А.В.Снежневского, который, безусловно, знаком с положением дел во всех психиатрических учреждениях Советского Союза.
Будучи уверенным в этом, я и позволяю себе обратиться к Вам со следующими вопросами:
– знакомились ли вы с историями болезней тех людей, которые в статье именуются «обоймой»?
– согласны ли Вы с выводами и диагнозами этих историй болезней?
– встречались ли Вы с этими людьми, исследовали ли их?
(В противном случае, не преждевременно ли говорить о диком вымысле?)
Я позволяю себе задать Вам эти три вопроса, т.к. со своей стороны хорошо знаю друзей и
родственников кое-кого из этой «обоймы» (П.Григоренко и В.Буковского, в частности) и у меня нет никакого основания не доверять их утверждению, что и тот, и другой психически совершенно здоровы.
Содержание в психбольницах здоровых людей – акт антигуманный и противозаконный. Вы утверждаете, что таких случаев в нашей стране нет. Более того, Вы позволяете цитировать ваши высказывания некоему К.Брянцеву, журналисту, о компетентности которого в вопросах психиатрии говорить не буду, а о порядочности сужу по всему стилю статьи, по манере излагать факты, по нежеланию называть конкретные имена.
Но, в конце концов, Бог с ним, с Брянцевым, с него взятки гладки, Вы же – признанный специалист, академик, и пост, занимаемый Вами сейчас, ко многому вас обязывает, и в первую очередь, как мне кажется, – бороться за правду, за истину, за то, чтоб в нашей стране не могло повториться происшедшее в свое время с П.Чаадаевым, чтобы среди наших психиатров не встречались профессора, подобные Сикорскому, опозорившему себя в деле Бейлиса.
Впрочем, разве можно сравнить положение Чаадаева с участью Григоренко и Буковского? Чаадаев был «по высочайшему повелению объявлен сумасшедшим», но жил у себя дома, встречался с людьми и мог работать. Григоренко же, вся «вина» которого – в его честности и бескомпромиссности, одними врачами был признан здоровым, другими – больным, а сейчас находится в одиночке психбольницы Министерства внутренних дел, от всех изолирован и лишен какой-либо возможности работать, а значит, и по-человечески существовать. Не стоит ли подумать над всем этим? Над тем, что волнует сейчас многих людей, в том числе и меня.
Позволю себе в заключение напомнить Вам одну фразу из «Факультетского обещания», которое давалось в свое время врачами при получении диплома:
«Принимая с глубокой признательностью даруемые мне наукой права врача и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием, я даю обещание в течение всей своей жизни ничем не помрачать чести сословия, в которое ныне вступаю».
Москва, 12 ноября 1971
Глубокоуважаемый
Виктор Платонович!
Включенное в статью Брянцева (далеко не совершенную – согласен с Вами) мое интервью преследовало одну цель – защиту от клеветы на отечественных психиатров, а вместе с ними и нашу страну. За все 46 лет моей психиатрической работы я не встретил ни одного случая заведомо неправильного помещения в психиатрическую больницу здорового человека.
Мне известны истории болезни всех лиц, о которых так много пишут в газетах Англии, Франции, США, заполняют ими передачи, и о которых пишете и Вы в своем письме.
Но прежде чем изложить обстоятельства и результаты их психиатрического исследования, необходимо еще раз подчеркнуть важность точного разделения юридически-правовой и клинической психиатрической сторон вопроса. Они совершенно невольно и несознаваемо так часто смешиваются.
Все лица, о которых идет речь, вместе с другими были привлечены к судебной ответственности и должны были понести по существующим законам наказание. Но в процессе судебного следствия возникло подозрение в отношении упомянутых лиц относительно наличия у них психического заболевания. В связи с чем они и были направлены для судебно-психиатрической экспертизы в Институт судебной экспертизы им. Сербского для стационарного исследования. Последнее должно было установить наличие или отсутствие у них психического заболевания и высказать свое мнение о вменяемости (ответственности за совершенное).
Клиническое исследование проводили опытные психиатры в продолжение 1–2 месяцев. По окончании исследования вопрос об их психическом состоянии и вменяемости решался экспертной комиссией в составе нескольких судебных психиатров – профессоров этого Института. Названная комиссия и вынесла, на основании результатов стационарного исследования и личного изучения каждого испытуемого (все это было в разное время) заключение о наличии у них психического заболевания и их невменяемости.
Многие из них в прошлом (задолго до привлечения к ответственности) обращались по поводу своего заболевания к психиатрам. Отдельные лица лечились еще в детстве.
Суд с мнением экспертов согласился, и тюремное заключение всем лицам, о которых идет речь, было заменено, согласно существующему положению, медицинской мерой защиты – лечением в специальной психиатрической больнице. Все эти лица по особенности своего заболевания нуждаются в лечении. Быть под наблюдением врачей и получать необходимое им лечение, пусть даже в еще несовершенной больнице с закрытыми дверями, несопоставимо гуманнее, чем находиться в заключении в тюрьме, при наличии болезни.
Все психиатрические больницы во всех странах мира нуждаются в непрерывном улучшении. То же относится и к психиатрическим больницам Министерства внутренних дел. Для этого необходимы очень большие средства, хорошо подготовленный, преданный своему делу персонал. Улучшение психиатрического дела осуществляется из года в год, в том числе и в специальных больницах. Наблюдение за ними постоянно ведут психиатры Института им. Сербского.
Пребывание в психиатрических больницах – не бессрочное. По существующему положению, при наличии продолжительной болезни необходимость дальнейшего лечения устанавливается специальной комиссией каждые 6 месяцев. При улучшении состояния – в любой срок до 6 месяцев.
П.Григоренко несколько раз помещался в больницу, выписывался из нее. Вновь привлекался (за новые нарушения) к судебной ответственности, опять назначалась судебная экспертиза и больничное лечение. Я его видел в 1963 г., позвольте не согласиться с Вами, у него паранойя с достаточно явными изменениями личности.
Буковский несколько лет назад, задолго до привлечения его к судебной ответственности, осматривался по просьбе родственников мною. В то время у него был тяжелый психоз. Но его особенности позволяли предполагать наступление очень постепенного выздоровления, но со значительными стойкими остаточными изменениями склада личности. В то время особенности его заболевания были включены в диссертацию одного из сотрудников нашего Института. Через какое-то время он был привлечен к суду, но тогда был признан невменяемым. В дальнейшем он снова привлекался к суду и в связи с окончанием приступа психоза признавался уже вменяемым и отбывал наказание. В последнее время он вновь был на экспертизе в Институте им. Сербского. В этот раз экспертиза признала его ответственным – судя по теперешнему его состоянию. Согласится ли с этим суд – еще неизвестно. В случае несогласия суда назначается новое исследование и новая экспертиза, с другим составом экспертов.
Простите, Радио Франции вчера передало сообщение о его осуждении и, как следовало ожидать, снабдило это сообщение вымыслом. В сообщении добавлялось, что он был помещен в психиатрическую больницу для лечения, но благодаря протесту общественных деятелей и жены переведен в концлагерь. Так извращенно трактовалась стационарная экспертиза. Стационарная экспертиза – мера необходимая. Она преследует интересы больных и только их. Стационарная экспертиза проводится Институтом врачебно-трудовой экспертизы при решении сложных вопросов определения степени инвалидности, в том числе и при психических заболеваниях. Так же осуществляется и военная экспертиза в специальных отделениях клинических психиатрических больниц. Вернусь к Буковскому. Насколько тяжелый след в складе личности оставил перенесенный им психоз, я сказать не могу. Его я в последние годы не видел. Но в признании вменяемости такого рода лиц, перенесших психоз, необходимо быть чрезвычайно осторожным. Неизвестно, как отражается тюремное заключение на такого рода лицах, страдающих стойким психическим недугом, своего рода рубцом психики. В этот раз Буковского смотрела очень квалифицированная экспертная комиссия, и она единогласно пришла к заключению о его вменяемости.
Состояние такого рода лиц, страдающих изменением склада личности, возникшим после психоза, относится к пограничным между здоровьем и болезнью, действительно стойким психическим недугам. Они невыносимы для семьи, общества, а часто и для самих себя, для психиатрической больницы – они достаточно здоровы, а для тюрьмы – значительно больны. В случае любых общественных коллизий они проявляют активность значительно большую, чем здоровые, и в результате снижения у них отражения смысла (сути) реального бытия и готовности к сверхценным образованиям (идеям) – они приносят в конечном итоге вред обществу. Лечение их, трудоустройство для психиатров всех стран составляет наиболее трудную проблему. Вот в кратком изложении основание моего интервью. Будьте здоровы!
Глубоко уважающий автора книги «В окопах Сталинграда». Если бы Хемингуэй составлял свою «Антологию войны» позднее, он, несомненно, включил бы Ваш шедевр в нее.
АСн
См. об.
От руки:
P.S. Сведения о болезни Григоренко и Буковского я сообщаю только Вам – они относятся к врачебной тайне.
P.S.S. Извините за помарки в письме и слог – не то семинарский, не то канцелярский. Я писал уставший и без черновика. АС
Москва
109240 Котельническая наб., дом 1/15 корпус В. Кв. 66.
Тел 227-46-59
Эта переписка, поминаемая, в частности, А.Д.Сахаровым в его воспоминаниях, была опубликована в общественно-политическом еженедельнике «Киевский телеграф» от 27 мая – 2 июня 2005 г. №21 (263) в статье «Цена разбитого блюдца».
Многоуважаемый
Андрей Владимирович!
Я не обращался бы к Вам с этим письмом, если бы не прочитал в газете «Известия» за 24 окт. статьи К.Брянцева «Лжерадетели в трясине клеветы», в которой приводится и Ваше высказывание.
Не скрою, меня не могли не озадачить мысли, высказанные известным советским ученым, директором Института психиатрии Академии медицинских наук СССР академиком А.В.Снежневским: «Да, я также читал эти абсурдные сообщения о том, что в СССР помещают здоровых людей в психбольницы. Как и все мои коллеги, не могу не выразить чувства глубокого негодования по поводу этого дикого вымысла».
Вымысел ли это? И дикий ли? Не дико ли как раз противоположное, то, что и должно было бы, на мой взгляд, вызвать у Вас чувство глубокого негодования?
Откровенно говоря, меня не очень-то интересуют упомянутые Вами отчеты и высказывания французских и американских психиатров. Вряд ли они могут верно судить о постановке дела в нашей психиатрии, посетив, ну, допустим, Винницкую психбольницу и не побывав в Казанской или Черняховской, подведомственных, как Вам известно, отнюдь не Министерству здравоохранения СССР. Меня, да и не только меня, конечно же, куда более интересует авторитетная оценка советского психиатра, занимающего достаточно ответственное (и перед историей тоже) положение, А.В.Снежневского, который, безусловно, знаком с положением дел во всех психиатрических учреждениях Советского Союза.
Будучи уверенным в этом, я и позволяю себе обратиться к Вам со следующими вопросами:
– знакомились ли вы с историями болезней тех людей, которые в статье именуются «обоймой»?
– согласны ли Вы с выводами и диагнозами этих историй болезней?
– встречались ли Вы с этими людьми, исследовали ли их?
(В противном случае, не преждевременно ли говорить о диком вымысле?)
Я позволяю себе задать Вам эти три вопроса, т.к. со своей стороны хорошо знаю друзей и
родственников кое-кого из этой «обоймы» (П.Григоренко и В.Буковского, в частности) и у меня нет никакого основания не доверять их утверждению, что и тот, и другой психически совершенно здоровы.
Содержание в психбольницах здоровых людей – акт антигуманный и противозаконный. Вы утверждаете, что таких случаев в нашей стране нет. Более того, Вы позволяете цитировать ваши высказывания некоему К.Брянцеву, журналисту, о компетентности которого в вопросах психиатрии говорить не буду, а о порядочности сужу по всему стилю статьи, по манере излагать факты, по нежеланию называть конкретные имена.
Но, в конце концов, Бог с ним, с Брянцевым, с него взятки гладки, Вы же – признанный специалист, академик, и пост, занимаемый Вами сейчас, ко многому вас обязывает, и в первую очередь, как мне кажется, – бороться за правду, за истину, за то, чтоб в нашей стране не могло повториться происшедшее в свое время с П.Чаадаевым, чтобы среди наших психиатров не встречались профессора, подобные Сикорскому, опозорившему себя в деле Бейлиса.
Впрочем, разве можно сравнить положение Чаадаева с участью Григоренко и Буковского? Чаадаев был «по высочайшему повелению объявлен сумасшедшим», но жил у себя дома, встречался с людьми и мог работать. Григоренко же, вся «вина» которого – в его честности и бескомпромиссности, одними врачами был признан здоровым, другими – больным, а сейчас находится в одиночке психбольницы Министерства внутренних дел, от всех изолирован и лишен какой-либо возможности работать, а значит, и по-человечески существовать. Не стоит ли подумать над всем этим? Над тем, что волнует сейчас многих людей, в том числе и меня.
Позволю себе в заключение напомнить Вам одну фразу из «Факультетского обещания», которое давалось в свое время врачами при получении диплома:
«Принимая с глубокой признательностью даруемые мне наукой права врача и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием, я даю обещание в течение всей своей жизни ничем не помрачать чести сословия, в которое ныне вступаю».
С уважением,
Виктор Некрасов,
писатель. Окт. 1971
Виктор Некрасов,
писатель. Окт. 1971
Москва, 12 ноября 1971
Глубокоуважаемый
Виктор Платонович!
Включенное в статью Брянцева (далеко не совершенную – согласен с Вами) мое интервью преследовало одну цель – защиту от клеветы на отечественных психиатров, а вместе с ними и нашу страну. За все 46 лет моей психиатрической работы я не встретил ни одного случая заведомо неправильного помещения в психиатрическую больницу здорового человека.
Мне известны истории болезни всех лиц, о которых так много пишут в газетах Англии, Франции, США, заполняют ими передачи, и о которых пишете и Вы в своем письме.
Но прежде чем изложить обстоятельства и результаты их психиатрического исследования, необходимо еще раз подчеркнуть важность точного разделения юридически-правовой и клинической психиатрической сторон вопроса. Они совершенно невольно и несознаваемо так часто смешиваются.
Все лица, о которых идет речь, вместе с другими были привлечены к судебной ответственности и должны были понести по существующим законам наказание. Но в процессе судебного следствия возникло подозрение в отношении упомянутых лиц относительно наличия у них психического заболевания. В связи с чем они и были направлены для судебно-психиатрической экспертизы в Институт судебной экспертизы им. Сербского для стационарного исследования. Последнее должно было установить наличие или отсутствие у них психического заболевания и высказать свое мнение о вменяемости (ответственности за совершенное).
Клиническое исследование проводили опытные психиатры в продолжение 1–2 месяцев. По окончании исследования вопрос об их психическом состоянии и вменяемости решался экспертной комиссией в составе нескольких судебных психиатров – профессоров этого Института. Названная комиссия и вынесла, на основании результатов стационарного исследования и личного изучения каждого испытуемого (все это было в разное время) заключение о наличии у них психического заболевания и их невменяемости.
Многие из них в прошлом (задолго до привлечения к ответственности) обращались по поводу своего заболевания к психиатрам. Отдельные лица лечились еще в детстве.
Суд с мнением экспертов согласился, и тюремное заключение всем лицам, о которых идет речь, было заменено, согласно существующему положению, медицинской мерой защиты – лечением в специальной психиатрической больнице. Все эти лица по особенности своего заболевания нуждаются в лечении. Быть под наблюдением врачей и получать необходимое им лечение, пусть даже в еще несовершенной больнице с закрытыми дверями, несопоставимо гуманнее, чем находиться в заключении в тюрьме, при наличии болезни.
Все психиатрические больницы во всех странах мира нуждаются в непрерывном улучшении. То же относится и к психиатрическим больницам Министерства внутренних дел. Для этого необходимы очень большие средства, хорошо подготовленный, преданный своему делу персонал. Улучшение психиатрического дела осуществляется из года в год, в том числе и в специальных больницах. Наблюдение за ними постоянно ведут психиатры Института им. Сербского.
Пребывание в психиатрических больницах – не бессрочное. По существующему положению, при наличии продолжительной болезни необходимость дальнейшего лечения устанавливается специальной комиссией каждые 6 месяцев. При улучшении состояния – в любой срок до 6 месяцев.
П.Григоренко несколько раз помещался в больницу, выписывался из нее. Вновь привлекался (за новые нарушения) к судебной ответственности, опять назначалась судебная экспертиза и больничное лечение. Я его видел в 1963 г., позвольте не согласиться с Вами, у него паранойя с достаточно явными изменениями личности.
Буковский несколько лет назад, задолго до привлечения его к судебной ответственности, осматривался по просьбе родственников мною. В то время у него был тяжелый психоз. Но его особенности позволяли предполагать наступление очень постепенного выздоровления, но со значительными стойкими остаточными изменениями склада личности. В то время особенности его заболевания были включены в диссертацию одного из сотрудников нашего Института. Через какое-то время он был привлечен к суду, но тогда был признан невменяемым. В дальнейшем он снова привлекался к суду и в связи с окончанием приступа психоза признавался уже вменяемым и отбывал наказание. В последнее время он вновь был на экспертизе в Институте им. Сербского. В этот раз экспертиза признала его ответственным – судя по теперешнему его состоянию. Согласится ли с этим суд – еще неизвестно. В случае несогласия суда назначается новое исследование и новая экспертиза, с другим составом экспертов.
Простите, Радио Франции вчера передало сообщение о его осуждении и, как следовало ожидать, снабдило это сообщение вымыслом. В сообщении добавлялось, что он был помещен в психиатрическую больницу для лечения, но благодаря протесту общественных деятелей и жены переведен в концлагерь. Так извращенно трактовалась стационарная экспертиза. Стационарная экспертиза – мера необходимая. Она преследует интересы больных и только их. Стационарная экспертиза проводится Институтом врачебно-трудовой экспертизы при решении сложных вопросов определения степени инвалидности, в том числе и при психических заболеваниях. Так же осуществляется и военная экспертиза в специальных отделениях клинических психиатрических больниц. Вернусь к Буковскому. Насколько тяжелый след в складе личности оставил перенесенный им психоз, я сказать не могу. Его я в последние годы не видел. Но в признании вменяемости такого рода лиц, перенесших психоз, необходимо быть чрезвычайно осторожным. Неизвестно, как отражается тюремное заключение на такого рода лицах, страдающих стойким психическим недугом, своего рода рубцом психики. В этот раз Буковского смотрела очень квалифицированная экспертная комиссия, и она единогласно пришла к заключению о его вменяемости.
Состояние такого рода лиц, страдающих изменением склада личности, возникшим после психоза, относится к пограничным между здоровьем и болезнью, действительно стойким психическим недугам. Они невыносимы для семьи, общества, а часто и для самих себя, для психиатрической больницы – они достаточно здоровы, а для тюрьмы – значительно больны. В случае любых общественных коллизий они проявляют активность значительно большую, чем здоровые, и в результате снижения у них отражения смысла (сути) реального бытия и готовности к сверхценным образованиям (идеям) – они приносят в конечном итоге вред обществу. Лечение их, трудоустройство для психиатров всех стран составляет наиболее трудную проблему. Вот в кратком изложении основание моего интервью. Будьте здоровы!
Глубоко уважающий автора книги «В окопах Сталинграда». Если бы Хемингуэй составлял свою «Антологию войны» позднее, он, несомненно, включил бы Ваш шедевр в нее.
АСн
См. об.
От руки:
P.S. Сведения о болезни Григоренко и Буковского я сообщаю только Вам – они относятся к врачебной тайне.
P.S.S. Извините за помарки в письме и слог – не то семинарский, не то канцелярский. Я писал уставший и без черновика. АС
Москва
109240 Котельническая наб., дом 1/15 корпус В. Кв. 66.
Тел 227-46-59
Эта переписка, поминаемая, в частности, А.Д.Сахаровым в его воспоминаниях, была опубликована в общественно-политическом еженедельнике «Киевский телеграф» от 27 мая – 2 июня 2005 г. №21 (263) в статье «Цена разбитого блюдца».
Список исп. литературыСкрыть список
10 апреля 2014
Количество просмотров: 2236