Психиатрия Дневник психиатра (психиатрическая газета)
№04 2015

На похоронах великого русского поэта Н.А. Некрасова во время надгробной речи Ф.М. Достоевского кто-то крикнул из толпы, что Некрасов «выше Пушкина и Лермонтова», после чего разразилась полемика – долго решали, «кто выше». При всей некорректности такой постановки вопроса нужно сказать, что по изяществу и легкости стиха в русской литературе равных А.С. Пушкину и М.Ю. Лермонтову, конечно, нет. Н.А. Некрасов же велик глубоким проникновением в душу народа, сердечным сочувствием страждущим – наибольшие страдания в его время выпадали на долю крестьян-крепостных, особенно женщин. Его муза «мести и печали» часто одета в крестьянские одежды и всегда – на стороне обездоленных. В 1856 году Н.А. Некрасов написал строки, как и многие другие, ставшие крылатыми: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» и «Сейте разумное, доброе, вечное». Всю свою творческую жизнь он следовал этим принципам, будучи и великим поэтом, и великим гражданином. Его стихи мы узнаем еще в раннем детстве, нам их читают, как и басни «дедушки Крылова» («Крестьянские дети», «Генерал Топтыгин», «Дед Мазай и зайцы» и др.), а взрослея, мы знакомимся с его лирикой и «гражданской лирой», восхищаясь иногда печальной, а иногда и мрачной, но всегда теплой и сердечной музой поэта.

А.Н. Некрасов славен не только своими революционными взглядами, но и неизмеримо важной общественной и журналистской деятельностью. Все же поэтическое творчество само по себе обеспечило ему место в первом ряду русских классиков, хрестоматийных поэтов. Его стихи стали народными песнями, которые до сих пор знают поголовно все россияне, иногда не догадываясь, что созданы они на слова Некрасова. Не зря «Колыбельные» Некрасова перекладывал на музыку другой великий народный заступник – М.П. Мусоргский. Некрасовская стихотворная сатира не раз поднималась до уровня творений М.Е. Салтыкова-Щедрина. Это еще при жизни сделало Некрасова «кумиром» передовой молодежи и принесло титул «первого русского поэта» тогдашней России.

Скажем сразу, что Н.А. Некрасов не страдал выраженными психическими расстройствами, никогда не имел дело со специалистами, занимавшимися этой патологией. Однако у поэта был своеобразный характер, как бы сейчас сказали – «расстройство личности», нередко создававший ему трудности в отношениях с близкими и друзьями, а иногда ставивший его на грань психического расстройства. Черты характера Некрасова, вероятно, больше, чем у кого-либо, повлияли, как мы это увидим, на особенности его творчества.

Николай Алексеевич Некрасов родился 22 ноября 1821 года в Винницком уезде Подольской губернии. Прадед и дед по отцу, а также и отец были картежниками – год за годом проигрывали состояние, так что к моменту рождения будущего поэта средств в семье осталось совсем немного. Отец, Алексей Сергеевич, служил в полку, и семья перемещалась с ним. Затем он вышел в отставку, поселился в своем поместье в Ярославской области и служил исправником. Был он «любимцем женщин», жена его, мать Н.А. Некрасова, Александра Андреевна Закревская, родом из Варшавы, очень страдала от этого. Тем не менее в семье было 13 детей, некоторые из них, как это бывало в то время, умерли рано. С отцом у Некрасова теплых отношений не сложилось, хотя ранним знакомством с жизнью бедных людей, крестьян, Некрасов обязан ему – он брал сына в свои «экспедиции» по взиманию недоимок, разбору всевозможных неприятных дел. Но на всю жизнь Некрасов сохранил нежное отношение к матери, которую он справедливо считал страдалицей. И в значительной мере поэтому многие свои произведения он посвятил тяжелой женской доле. Мать очень любила сына и позднее, когда тот уехал в Петербург, иногда тайком от мужа посылала посильную помощь.

Некрасов рос общительным, живым ребенком, «озорником», устраивал разные розыгрыши преподавателей и одноклассников, рано начал сочинять смешные «вирши». Его образование ограничилось пятью классами Ярославской гимназии, откуда его забрали по болезни. Когда Николаю исполнилось 16 лет, отец отправил его в Петербург, в надежде, что там он «поступит в полк» и будет «потомственным» военным. Однако сын надежд отца не оправдал – предпочел гражданскую учебу, стал готовиться в университет. Экзаменов вступительных не сдал и поступил вольнослушателем на филологию, куда ходил более двух лет. Отец отказал ему в помощи, поэтому будущий поэт очень нуждался. Жил в каморках и подвалах, не каждый день обедал, иногда в ресторане делал вид, что читает газету, а сам ел хлеб. В конце концов «заболел от голода», видимо перенеся легкую или среднюю степень дистрофии.

Зарабатывал Некрасов «грамотностью»: писал письма и прошения для неграмотных людей, потом вошел в круг петербургской богемы и писал водевили для бенефисов второстепенных артистов, ставились они в Александринском театре; переводил пьесы с французского, не зная этого языка, пользуясь знаниями и помощью приятелей. В общем, проявлял массу изобретательности и инициативы. Сказался сильный характер поэта – настойчивость и, видимо, несокрушимая вера в успех. В 19 лет Некрасов издал свой первый сборник стихов, о качестве которого можно судить по тому, что поэт, уже став известным, сам скупал его и сжигал. Некрасов познакомился со многими деятелями искусства. Как правило, это были начинающие и малоизвестные писатели, художники, журналисты.

Регулярно печататься он начал в журнале Ф.А. Кони, писал «репортажи» о спектаклях, игре актеров. Тут будущий великий поэт начал «выбираться из ямы». Его творческая и предпринимательская деятельность началась со знакомства с И.И. Панаевым, с которым они решили издавать свой журнал. В 1846 году было куплено издание журнала «Современник», основанного в свое время А.С. Пушкиным. В этом журнале начали печататься произведения в то время еще малоизвестных, а в дальнейшем знаменитых и даже великих русских писателей: И.С. Тургенева, А.И. Гончарова, Л.Н. Толстого и др. Образовался «кружок» противников крепостного права, сторонников демократических реформ, а главное, людей, преданных большой литературе, создававших ее и прославляющих своими произведениями. Здесь присутствовали и критики-демократы: В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов. «Современник» составил серьезную конкуренцию, а потом и превзошел своими успехами либеральный столичный журнал «Отечественные записки».

Организатором и душой этого предприятия был Н.А. Некрасов. Он проявил большие организаторские способности в журнальном деле. Современники характеризуют поэта как человека серьезного и принципиального и вместе с тем доброжелательного. Некрасов всегда оказывал помощь молодым писателям и поэтам. Обладая безукоризненным литературным вкусом, он сразу оценивал качество «продукции» обращавшихся к нему людей, которые вступали в литературу. Хорошо известен эпизод с рукописью Ф.М. Достоевского «Бедные люди». Прочитав ее, с криком: «Новый Гоголь явился!» Некрасов ворвался к Белинскому, а после того как тот прочитал рукопись и дал ей высочайшую оценку, Некрасов и Григорович пошли ночью поздравлять и величать Достоевского. Некрасов никогда не был равнодушен и завистлив по отношению к чужим успехам. Видя, что начинающий писатель бедствует, он выдавал ему аванс «для поправки дел». Настойчиво искал «непоседливых» (часто меняющих место жительства) авторов, чтобы выплатить гонорар. Так было с молодым Л.Н. Толстым, который в этом гонораре, видимо, не очень нуждался. Кроме того, Некрасов был активным членом Литературного фонда, созданного в середине XIX века и призванного оказывать финансовую помощь молодым и малоимущим писателям.

Все же принципиальность и прямота Некрасова обусловили появление у него значительного числа врагов и завистников, которые сплетничали о его личной жизни, увлечении карточной игрой. Знавшие Некрасова люди по-разному описывают общение с ним. Все отмечают его непредвзятость, прямоту. Подчеркивается его непримиримость с людьми, ему несимпатичными по какой-либо причине. При этом поэт мог даже ничего не говорить, но «уничтожал человека своим змеиным взглядом».

Некрасов был человеком большого ума, многие считали его самым умным в редакции «Современника», а некоторые – самым умным среди всей литературной братии Петербурга. Поэт, подтверждая эти мнения, чрезвычайно успешно руководил изданием: улаживал финансовые дела, брал кредиты, расплачивался с авторами, организовывал распространение журнала. Естественно, молодых авторов привлекало не только это. Журнал имел явно демократическое направление, но, учитывая вкусы тогдашних читателей, в нем печатались и «увлекательные» произведения. Часть из них была написана самим Некрасовым. Крепнущий поэтический голос Некрасова делал его самым знаменитым поэтом России того времени. Ему приходилось общаться со многими и чрезвычайно разными людьми: от Чернышевского и Тургенева до цензоров, председателей цензурных комитетов и министра внутренних дел. Со всеми Некрасов находил общий язык и у всех пользовался уважением. Были, конечно, как мы писали, и недоброжелатели, которые рождали легенды о его «нечистоплотности» и излишней любви к деньгам.

В воспоминаниях современники описывают характер Некрасова по-разному. Однако люди, настроенные против него, пытались создать сугубо отрицательный образ поэта, что было, конечно, абсолютной несправедливостью. У Н.А. Некрасова было две страсти – охота и карточная игра. Охота – развлечение многих знаменитостей того времени. К тому же Некрасов охотился часто в окрестностях своего имения в Ярославской губернии, куда уезжал на месяц-другой отдохнуть от редакторской суеты. Там поэт много времени уделял своему творчеству, писал стихи, общался с крестьянами, которые были героями многих его произведений. Играл он в карты «серьезно», был удачливым игроком. Игра была весьма крупной. Однажды в его кабинете после игры слуга обнаружил пакет денег с 10 тысячами рублями (в то время астрономическая сумма), и никто из участвующих в игре в тот вечер в утере денег не признался. Таковы были ставки, и трудно представить, сколько же денег было у каждого из игроков.

Успехи в игре породили слухи о шулерстве Некрасова, в чем, впрочем, он никогда не был уличен. Сам он считал игру одним из видов заработка. Так однажды Некрасов «заработал» деньги для поездки за границу на лечение. Проигрывал ли он? Конечно, и довольно крупные суммы, но чаще выигрывал. Он явился «участником» нескольких крупных скандалов, где его отрицательная роль не была доказана, и люди, расположенные к поэту, его оправдывали. А.И. Герцен обвинил его в присвоении крупной суммы денег, которые Некрасов должен был передать ему от Тургенева. В Лондоне по этой причине Герцен не принял Некрасова, явившегося с визитом. Потом недоразумение как-то разрешилось. Была история «с наследством Огарева», дальнего родственника гражданской жены Некрасова – А.Я. Панаевой, когда Некрасов взял на себя ответственность за некоторые, с точки зрения современников, ее неблаговидные поступки. Упрекали его и в использовании редакционных денег. Он не скрывал, что брал их, при первой возможности старался возместить взятое, нередко в ущерб себе. Ставили ему в вину и барские замашки. Во второй половине жизни Некрасов был богатым человеком и не скрывал этого. Выезжал на паре красивых, «гладких лошадей», в дорогой коляске. Мог по дороге остановиться, посадить к себе молодого журналиста и как ни в чем не бывало вести с ним разговоры о журнале, в то время как бедный журналист сидел как на углях, стесняясь ехать «с таким барином».

Зачем мы об этом пишем? Во-первых, вероятно, в этих историях была какая-то доля правды. Во-вторых, это свидетельствует о своеобразии характера Н.А. Некрасова, более известного нам как певец «горестей народных». Перед нами как бы два Некрасова: один – великий поэт и гражданин, другой – игрок, не чуждый авантюрам. Такая противоположность черт поведения и, если хотите, морали бывает у людей с врожденными колебаниями настроения – то приподнятого, то подавленного. Такое явление мы видим у многих гениальных людей и часто – независимо от их психиатрического диагноза. Кроме того, в критические моменты Некрасов демонстрировал так называемое кататимное мышление, то есть умозаключения его часто и в значительной мере были связаны с эмоциями, настроением. Это ярко видно в одном разговоре с Н.Г. Чернышевским, которого Некрасов высоко ценил, но отношения с ним были непростыми.

Н.А. Добролюбов и Н.Г. Чернышевский, оба сотрудники «Современника», были людьми прямыми, принципиальными, бескомпромиссными, в общем «людьми без недостатков», не любившими «барства», и Некрасову было с ними не всегда легко. У Некрасова в кабинете на каминной доске стояла литая фигурка кабана. Чернышевский к ней приглядывался и однажды сказал: «А хороший кабан». И вот что дальше пишет Чернышевский: «Некрасов, которого редко видывал я взволнованным и почти никогда не видывал теряющим терпение, произнес задыхающимся голосом: “Ни от кого не стал бы я выносить таких оскорблений”. Я… спросил его, что же обидного ему сказал я? – Он, уже снова овладев собой, терпеливо и мягко объяснил мне, что я множество раз колол ему глаза замечаниями, что кабан хорош, и рассуждениями, что такие вещи стоят дорого; а так как эти мои соображения были вставками в разговоры о денежных делах между нами и неудовлетворительном положении кассы “Современника”, то получается из них ясный смысл, что он тратит на свои прихоти слишком много денег, отнимая их у “Современника”, то есть, главными образом, у меня».

Обратите внимание, как в голове Некрасова быстро составилась последовательность мыслей о желании обидеть, оскорбить его в отношении человека, который вовсе этого не хотел, но с которым он не чувствовал себя спокойно, раскованно. Общение с Чернышевским, видимо, всегда вызывало у Некрасова некоторое напряжение, хотя их рабочие, да и личные отношения можно назвать безупречными. Некрасов очень уважал и ценил Чернышевского и всегда старался помогать ему как мог, и Чернышевский, хотя и допускал некоторую ироничность в отношениях, как мы увидим позже, полностью отвечал ему взаимностью. Вообще Некрасов очень тепло относился к революционным демократам – В.Г. Белинскому, Н.А. Добролюбову.

Читатель спросит, вернувшись к названию главы: «А причем же здесь слезы?» «Слезы» – это как раз то, из-за чего мы и предприняли попытку разобраться в страстях Н.А. Некрасова и оценить в них роль психических нарушений. Большинство произведений Некрасова пестрит словами «тоска», «тревога», «горе», «смерть», «сумрак гроба», «скорбь» и т. д. Конечно, и в лирике других поэтов мы встречаем такие слова, но обычно значительно реже. Мы говорим здесь о начальном этапе творчества и времени расцвета его поэтического таланта, не касаясь пока последнего периода его жизни, омраченного мучительной смертельной болезнью. С детства, наглядевшись на ужасы крепостного права, на жестокость и паразитизм одних, покорность и страдания других, поэт с самого начала своего творчества был на стороне «униженных и оскорбленных» и стоял на такой позиции всю жизнь.

Некрасов словно испытывает стыд перед крестьянами за крепостников. В двадцатишестилетнем возрасте пишет, что Родина для него – место, где он, «ненависть постыдно притая, бывал помещиком». Здесь мы слышим упреки самому себе, что бывает свойственно людям даже с легкой депрессией. Эти «укоры совести» часто беспочвенны или преувеличены. Ведь за Некрасовым в отношениях с крепостными не водилось поступков, порочащих его дворянскую честь. По отношению к слугам он был чрезвычайно терпим, многое им прощал, даже такие вещи, как пьянство и воровство. Таким образом, идеи самообвинения «в крепостничестве» мы можем соотнести с депрессивными переживаниями. Действительно, судя по творчеству Некрасова, эпистолярному наследию, воспоминаниям современников, ему были свойственны часто беспричинные колебания настроения. Первую документально подтверждаемую депрессию он перенес в 19 лет. Он писал старшей сестре из Петербурга: «Вчера целый день мне было скучно… Какая-то безотчетная грусть мучила меня. Я сам не понимал, что со мною делалось. Все занятия мои мне опротивели, все предположения показались мне жалкими. Я не мог ни за что приняться и со злостью изорвал начало одной срочной статьи. Мне было не до того… я чуть не плакал… Я думал тогда, отчего такая пустота у меня в душе? Отчего меня не всегда и не так сильно радует то, что радует и делает счастливыми других…»

Здесь мы сталкиваемся с такими проявлениями депрессии, как ангедония (отсутствие способности радоваться, получать удовольствие от чего-либо), апатия (безразличие к окружающему), элементами депрессивной деперсонализации («потеря чувств»). Не очень характерными для такой депрессии являются раздражительность, «злоба», но эти признаки все же не играют решающей роли в психическом состоянии таких пациентов и не противоречат оценке состояния как депрессии.

Многие длительные депрессии Некрасова были связаны с неприятными и тяжелыми жизненными моментами: смерть ребенка, затянувшаяся «горловая болезнь», которую значительное время считали неизлечимой и даже смертельной; неприятности в редакции «Современника», а затем «Отечественных записок», часто связанные с придирками цензуры, и, наконец, мучительная смертельная болезнь в конце жизни. Но все же, как правило, это были неприятности, связанные с изданием журналов: цензурные рогатки, договоры с авторами, часто не выполнявшими своих обязательств, финансовые расчеты. Обычно он шел навстречу писателям и журналистам, давал в долг, когда были деньги. Однако был такой случай. Один из авторов, студент И.А. Пиотровский, запутался в долгах и неоднократно брал деньги у Некрасова, но в конце концов ему грозила долговая тюрьма. Он опять обратился к Некрасову, говоря, что в случае отказа ему остается только покончить с собой. Сумма, которую просил Пиотровский, была невелика – несколько сот рублей. Но в кассе журнала были гроши, и Некрасов, раздраженный частыми обращениями этого автора за деньгами, резко отказал, написав нравоучительное письмо. Однако, все же сочувствуя неудачнику, на следующий день повез ему деньги домой. Там ему сказали, что проситель вчера застрелился. Некрасов долго и тяжело переживал этот случай, он не мог представить, что человек способен покончить с собой «из-за трехсот рублей». Затем постепенно наступило состояние аффективного равновесия.

Во время некоторых состояний подавленности поэт сохранял достаточную творческую активность. Вот как, например, описывает обстоятельства создания знаменитого стихотворения «Размышления у парадного подъезда» гражданская жена поэта А.Я. Панаева: «Стихотворение… было написано Некрасовым, когда он находился в хандре. Он лежал тогда целый день на диване, почти ничего не ел и никого не принимал к себе… Я встала рано и, подойдя к окну, поинтересовалась крестьянами, сидевшими на ступеньках лестницы парадного подъезда в доме, где жил министр государственных имуществ.

Была глубокая осень, утро было холодное и дождливое. По всем вероятиям, крестьяне желали подать какое-нибудь прошение и спозаранку явились к дому. Швейцар, выметая лестницу, прогнал их; они укрылись за выступом подъезда и переминались с ноги на ногу, прижавшись у стены и промокая на дожде.

Я подошла к Некрасову и рассказала о виденной мною сцене. Он подошел к окну в тот момент, когда дворники дома и городовой гнали крестьян прочь, толкая их в спину. Некрасов сжал губы и нервно пощипывал усы; потом быстро отошел от окна и улегся опять на диване. Через два часа он прочел мне стихотворение “У парадного подъезда”».

Вот так, несмотря на «хандру», Некрасов сохранял творческую продуктивность и создал обличительное произведение, полное сочувствия к обездоленным людям.

О наличии у поэта выраженных аффективных колебаний говорит и другой эпизод, описанный А.Я. Панаевой. Здесь речь идет о состоянии повышенного настроения – радости и приподнятости, возникших у поэта в период приобретения журнала «Современник»:

«Некрасов, весь сияющий, сказал Панаеву:

– Деньги не пропадут, только надо энергически взяться за дело.

…Он упросил Панаева никому из своих приятелей не писать об их планах... Перебирали разные журналы, которые находились в летаргическом сне, но ни один не оказывался подходящим. Уже стали прощаться, чтобы идти спать, как вдруг Панаев воскликнул:

– Нашел! “Современник”!

Некрасов радостно воскликнул:

– Чего же лучше! Как это сразу не пришел нам в голову “Современник”? – И снова затянулся разговор… Все так были возбуждены, что забыли о сне… Толстые (хозяева дачи, на которой происходило событие. – Авт.) вставали рано и нашли, что не стоит ложиться спать на каких-нибудь два часа, и потребовали чаю, так что солнце совсем взошло, когда мы стали расходиться. Некрасов, выйдя на террасу, сказал:

– Посмотрите, господа, как великолепно сегодня сияет солнце! После трех дней пасмурной погоды оно предсказывает успех нашему журналу.

Некрасов решил ехать скорее в Петербург, чтобы переговорить с Белинским и начать хлопоты по журналу. Толстые шутили над ним, уговаривая его остаться еще недельки на две, так как в конце августа самая лучшая охота.

– До охоты ли мне теперь! – отвечал Некрасов, не поняв шутки. – Не знаю, как дождаться того дня, как увижу первый номер “Современника”».

Известно, что решение о покупке «Современника» Некрасов принял в Петербурге, так следует из его письма, тем не менее, где бы это ни произошло, суть дела – в радостной ситуации, подъеме настроения у Некрасова, заражавшего всех энтузиазмом.

Все же многие произведения поэта носят отпечаток состояний подавленности. Это особенно заметно в его лирике и письмах к друзьям.

Мы сознательно не приводим здесь известных хрестоматийных стихов Некрасова, где такая тенденция тоже прослеживается, а берем лишь те, которые наиболее ярко показывают влияние настроения автора на его творчество. Вот примеры лирических стихов, написанных в разное время:

Поражена потерей невозвратной,

Душа моя уныла и слаба:

Ни горести, ни веры благодатной –

Постыдное бессилие раба.

Ей все равно – холодный сумрак гроба,

Позор ли, слава, ненависть, любовь, –

Погасла и спасительная злоба,

Что долго так разогревала кровь.

Отрывок свидетельствует о мрачном, депрессивном настроении автора, носящем оттенок раздражительности, даже озлобленности (дисфории). При углублении депрессии злоба исчезает, возникает субъективное ощущение «бесчувствия», более тягостного для человека, чем состояние даже крайнего раздражения. А вот строки с укорами самому себе и мрачным взглядом в будущее:

Полно роль-то играть сумасшедшего,

В сердце искру надежды беречь!

Не стряхнуть рокового прошедшего

Мне с моих невыносливых плеч!

Придавила меня бедность грозная,

Запугал меня с детства отец,

Бесталанная долюшка слезная

Извела, доконала в конец!

Знаю я: сожаленье постыдное,

Что как червь копошится в груди,

Да сознанье бессилья обидное

Мне осталось одно впереди…

Или:

Но не льщусь, чтоб в памяти народной

Уцелело что-нибудь из них (стихов поэта. – Авт.).

Нет в тебе поэзии свободной,

Мой суровый, неуклюжий стих!

Часты в лирике мотивы самоубийства, непременные спутники депрессии:

И некому и нечем помянуть!

Настанет утро – солнышко осветит

Бездушный труп; все будет решено!

И в целом мире сердце лишь одно –

И то едва ли – смерть мою заметит…

А вот довольно полное описание депрессии (поэту 33 года):

Я сегодня так грустно настроен,

Так устал от мучительных дум,

Так глубоко, глубоко спокоен

Мой истерзанный пыткою ум, –

Что недуг, мое сердце гнетущий,

Как-то горько меня веселит –

Встречу смерти, грозящей, идущей, 

Сам пошел бы…

…

А недуг, сокрушающий силы,

Будет так же и завтра томить

И о близости темной могилы

Так же внятно душе говорить…

Все это четко отражает переживания автора, а сколько у него стихов и поэм с трагическими сюжетами!

Тема депрессии постоянно звучит и в письмах Некрасова. Во многих из них поэт касается своего психического («нервного») состояния. Вот что он пишет И.С. Тургеневу, дружба с которым продолжалась всю первую половину его творческой жизни, в период работы в «Современнике»: «Я подумываю про себя: погубил я свою молодость, и поглядываю на потолочные крючки» (май 1856 года); «Всю дорогу на душе у меня было то, чем сцала собака, теперь тоже нехорошо, надо работать, а руки опускаются, точит меня червь, точит. В день двадцать раз приходит на ум пистолет, и тотчас делается при этой мысли легко. Я сообщаю тебе об этом потому, что это факт, а не потому, чтоб я имел намерение это сделать – надеюсь, никогда этого не сделаю. Но не хорошо, когда человеку с отрадной точки зрения поминутно представляется это орудие. Правда, оно все примирит и разрешит, да не хочу я этого разрешения» (июнь 1857 года); «О себе говорить не хочется, скажу только, что спокойствие душевное у меня одинаково ненадежно; в сущности, мне было, есть и будет кисло, я не слишком нравлюсь самому себе, а при постоянстве этого чувства хорошо не живется» (март 1858 года).

Позднее у Некрасова сложились очень добрые и доверительные отношения с Добролюбовым. Используя свой опыт «борьбы» с депрессией, Некрасов выступает в роли «стихийного психотерапевта» и пишет захандрившему за границей Добролюбову: «Я это испытывал, и до готовности плакать у меня доходило, и от героических поступков был на шаг, или, лучше сказать, глупостей, и то задумывалось, что завтра представлялось не могущим забрести в голову. Как только такое пойдет в голову или слезы начнут подступать – надо сейчас успокоиться физически – лечь и полежать полчаса неподвижно, потом поесть, а если уж совсем не хочется, то книгу взять, впрочем есть можно иногда и насильно начинать. И помнить, что все на свете, начиная с жизни, не так серьезно, как кажется, что люди большею частию, да и мы сами, легкомысленны, что все перемалывается и что на все должно смотреть с нескольких сторон, а только не всегда смотрится, оттого и человек уходит в мрак и спутывается». Вот такой рецепт. Чувствуется, что автору письма приходилось неоднократно переживать подобные ситуации – и отвращение к жизни, и навязчивые мысли о самоубийстве. И тут же Некрасов добавляет: «Старый я дурак, возмечтал о каком-то сердечном обновлении. И точно, четыре дня у меня малиновки пели на душе. Право! Как было хорошо. То-то бы так осталось – да не осталось».

Да, недолгими были состояния приподнятого настроения у поэта. Вот он и говорил после самоубийства Пиотровского, о котором мы писали: «Ну могло ли мне прийти в голову, что из-за трехсот рублей человек мог застрелиться? Я охотно дал бы десять тысяч, чтобы избежать… мучительного состояния, в котором теперь нахожусь». В ноябре 1869 года он пишет А.Н. Островскому: «Я чувствую смертную хандру, которую стараюсь задушить всякими глупостями. Кажется мне, что скоро умру, однако не это причина уныния, а черт знает что!» Это, конечно, небольшие отрывки из многочисленных деловых и лирических писем Некрасова, но как ярко они характеризуют психическое состояние поэта в определенные периоды. При этом необходимо еще раз подчеркнуть, что все состояния, о которых мы упоминаем, за исключением случая самоубийства Пиотровского, возникали без серьезных психологических причин.

Основная тема произведений Некрасова – страдания народа – тоже не вселяла оптимизма. Произошедшая в 1861 году крестьянская реформа оказалась в значительной мере обманом. Крестьян освободили, но оставили без земли. И Некрасов переживал этот обман, как личное несчастье. Вообще судьба не очень баловала поэта. Удачливым и счастливым Некрасова считали только мало знавшие его люди. В тридцатилетнем возрасте он заболел «горловой болезнью». Тогдашние медицинские светила, среди которых были Н.И. Пирогов и Ф.И. Иноземцев, считали болезнь неизлечимой. Однако мрачный прогноз не оправдался. Однажды  Некрасов был осмотрен молодым выпускником Медико-хирургической академии, который распознал хроническую инфекцию. Диагноз подтвердили опытные врачи, изменили лечение, и больной стал поправляться. Тем не менее это обстоятельство омрачало жизнь поэта более двух лет.

Приведенные здесь сведения достаточно убедительно показывают «единство» творчества и личности Некрасова, в которой превалируют выраженные, преимущественно депрессивные, аффективные расстройства.

Эмоциональная неустойчивость и склонность принимать быстрые решения иногда толкали Некрасова на предосудительные, с точки зрения его окружения, поступки, которые он вроде бы совершал «во благо идеи», но потом за них стыдился, мучительно раскаивался. Так было в 1866 году, когда после покушения Каракозова на царя Александра II усилились гонения на проявления свободомыслия, и первыми «жертвами» должны были стать тогдашние передовые журналы, а среди них – «Современник» (напомним, что, несмотря на усилия Некрасова, журнал был через некоторое время все-таки закрыт). Некрасов, будучи членом Английского клуба, в который была вхожа только петербургская элита, люди реакционного толка, во всяком случае не демократы, часто ездил туда по вечерам играть в карты. И вот, чтобы спасти «Современник», Некрасов решает продемонстрировать «верноподданнические чувства». Дважды он выступает в Английском клубе со стихами «Осипу Ивановичу Комиссарову» (согласно официальной версии, Комиссаров, мастеровой из Костромы, «спас» царя, толкнув стрелявшего Каракозова), а также со стихотворным приветствием М.Н. Муравьеву, возглавившему следственную комиссию по каракозовскому делу (Муравьев за свою жестокость и реакционность был прозван «Вешателем»). Попытка Некрасова спасти «Современник» оказалась тщетной, а поэт глубоко раскаивался в поступке, за который его многие упрекали.

Самые трудные испытания выпали на долю поэта в последние два с половиной года жизни. Это была неизлечимая тогда болезнь – рак кишечника, постепенно лишившая его возможности передвигаться и вызывавшая невыносимые боли. Вот что он пишет брату спустя год после начала болезни: «Мне очень плохо; главное: не имею минуты покоя и не могу спать – такие ужасные боли в спине и ниже уже третий месяц… что далее будет со мною, не знаю, – состояние мое крайне мучительное – лучше не становится». В то время он живет в своем имении, Чудовской Луке, откуда еженедельно ездит на консультации к профессору С.П. Боткину. Потом Некрасов едет в Крым, где также находится под наблюдением Боткина, откуда пишет сестре: «Ноги плохи, сон дурен, но все же я покрепче; кабы не проклятые боли – пропасть бы написал, да и жилось бы сносно».

После возвращения Некрасова в Петербург вызванный из Вены знаменитый хирург Бильрот производит ему операцию, на короткое время облегчающую состояние поэта. Все это время Некрасов продолжает писать. Его творчество в этот период свидетельствует о том, что помимо физических страданий у поэта имеется ясное представление о тяжести и безнадежности своего состояния. Это не может не отражаться в стихах, которые, однако, остаются безупречно мастерскими по форме и глубокими по содержанию. Несмотря на тяжкие страдания, поэт находит в себе силы полушутя обратиться за помощью к народу:

Я взываю к русскому народу:

Коли можешь, выручай!

Окуни меня в живую воду

Или мертвой в меру дай.

У него хватает еще сил сочувствовать матерям, отправившим сыновей на войну:

Прежде – праздник деревенский,

Ныне осень голодна;

Нет конца печали женской,

Не до пива и вина.

С воскресенья почтой бредит

Православный наш народ.

По субботам в город едет,

Ходит, просит, узнает:

Кто убит, кто ранен летом,

Кто пропал, кого нашли?

По каким по лазаретам

Уцелевших развели?

И продолжением одной из главных тем поэта в это особенно мрачное для него время является короткий гимн матери:

Великое чувство!

У каждых дверей,

В какой стороне ни заедем,

Мы слышим, как дети зовут матерей

Далеких, но рвущихся к детям.

Великое чувство!

Его до конца

Мы живо в душе сохраняем,

Мы любим сестру, и жену, и отца,

Но в муках мы мать вспоминаем.

Однако, несмотря на тяжкие переживания, поэт не теряет веры в будущее:

Устал я, устал я… мне время уснуть!

О Русь! Ты несчастна, я знаю;

Но все ж, озирая мой пройденный путь,

Я к лучшему шаг замечаю.

Вспомним последнее стихотворение Некрасова:

О Муза! Я у двери гроба!

Пускай я много виноват,

Пусть увеличит во сто крат

Мои вины людская злоба – 

Не плачь! Завиден жребий наш,

Не надругаются над нами: 

Меж мной и честными сердцами

Порваться долго ты не дашь

Живому кровному союзу!

Не русский – взглянет без любви

На эту бледную, в крови,

Кнутом иссеченную Музу…