Психиатрия Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина
№04 2023

The history of Russian psychiatry in the period from the 90s of the XX to the beginning of the XXI century: the contribution of the school of A.V. Snezhnevsky

N.Yu. Pyatnitskiy, V.G.Kaleda 
FSBSI «Mental Health Research Center», Moscow, Russia

Abstract
The article analyzes the contribution of psychiatrists, mainly related to the Moscow school of A.V. Snezhnevsky, in the development of domestic psychiatry in the post-perestroika period. The leading specialists of the Snezhnevsky’s school at that time were A.S. Tiganov, V.M. Bashina, V.A. Koncevoi, G.P. Panteleeva, A.B. Smulevich, A.V. Medvedev, S.I. Gavrilova and others, they studied the psychopathological patterns of the dependence of the nature of symptoms on the age periods of the manifestation of mental illness. So, V.M. Bashina and coworkers described the clinical types of affective disorders preferred for different ontogenetic periods of a child's development and also developed their own classification of autistic disorders in children., V.A. Koncevoi described three types of syndromes of late age depressive psychoses. G.P. Panteleeva et al. established that the unipolar type of affective psychosis is characterized by atypical symptomatology of affective phases, and the bipolar type, on the contrary, represented typical pictures. A.B. Smulevich and coworkers developed an original clinical systematics of non-psychotic affective disorders, as well as an improvement of systematics of types of sluggish schizophrenia. A.V. Medvedev was one of the first domestic specialists who turned to the active use of neuroimaging data by late-life mental illnesses and concentrated on psychopathological disorders by cerebrovascular diseases. In the focus of research of S.I. Gavrilova, head of the Center for Assistance to Patients with Alzheimer's Disease, there were atrophic diseases of the brain. A.B. Smulevich developed his own typology of nosogenies. S.Yu. Tsirkin developed the concept of “mental” or “psychopathological” diathesis, according to which by all functional mental disorders exists a necessary “triad” of mental signs: personality anomalies, phase disorders, and a tendency to psychogenic reactions, which determine the “general” predisposition to mental disorders at the clinical level. In the field of biological psychiatry D.D. Orlovskaya with colleagues established at the pathomorphological level the "dissociativity" of brain functions and the formation of "erroneous" connections in schizophrenia, and Yu.B. Yurov developed a new theory about the pathogenic role of volatility and mosaicity of nerve cells in mental illness.
Key words: history of psychiatry, systematics of affective disorders in childhood, adulthood and late age, psychoses of late age, low-grade schizophrenia, psychopathological diathesis.
For citations: N.Yu. Pyatnitskiy, V.G.Kaleda. The history of Russian psychiatry in the period from the 90s of the XX to the beginning of the XXI century: the contribution of the school of A.V. Snezhnevsky. Psychiatry and psychopharmacotherapy. 2023; 4: 28–36.

Российская Федерация, правопреемник Советского Союза, образовалась в декабре 1991 г., эту дату указывают обычно и как на завершение периода «перестройки».
Головное отечественное научное психиатрическое учреждение – Научный центр психического здоровья до 1993 года возглавлял М.Е. Вартанян, а с 1994 г. по 2015 г. – А.С. Тиганов, одновременно заведующий кафедрой психиатрии Российской медицинской академии последипломного образования (ранее кафедра психиатрии Центрального института усовершенствования врачей, основанная в 1935 г. М.Я Серейским). А.С. Тиганов [1-3] явился продолжателем традиций таких знаменитых отечественных психиатров-клиницистов, как В.А. Гиляровский и А.В. Снежневский [4]. Под руководством А.С. Тиганова сотрудники Научного центра продолжали разрабатывать психопатологию сравнительно-возрастных аспектов психических заболеваний и их систематику, в фокусе исследований находились шизоаффективные и аффективные психозы [5-7], малопрогредиентные формы эндогенных заболеваний, пограничные, личностные и психосоматические расстройства [8-13], деменции разного генеза и поздняя шизофрения [14-21], особенности диагностики и лечения детской и подростковой шизофрении, аутизма и аффективных нарушений в детском возрасте [22-24]. При этом шизофрения и аффективные расстройства оставались также центральной темой исследований в Московском НИИ психиатрии Минздрава РСФСР (Краснов В.Н. и сотр. [25, 26]), в Ленинградском (позднее Санкт-Петербургском) психоневрологическом Институте им. В.М. Бехтерева (Незнанов Н.Г. и сотр. [27-28], Коцюбинский А.П. и сотр. [29]), в то время как в Московском институте общей и судебной психиатрии им. В.П. Сербского в фокусе исследований оказались социальные аспекты психических заболеваний (Дмитриева Т.Б. и сотр. [30-34], Кекелидзе З.И. и сотр. [35]), область «пограничной» психиатрии (Александровский Ю.А. [36, 37]), психиатрия «чрезвычайных ситуаций» (Кекелидзе З.И. [38-40]); психиатрия «катастроф» специально изучалась также и в Московском НИИ психиатрии Минздрава [41]. Особое место занимала кафедра психиатрии Ростовского медицинского института во главе с А.О. Бухановским [42] c акцентом изучения сексуальных аномалий личности и агрессивного поведения.
Ведущие представители «московской» школы А.В. Снежневского уточняли психопатологические закономерности зависимости характера симптоматики от возрастных периодов манифестации психических заболеваний. Так, например, ведущий специалист страны в области психических заболеваний раннего детского возраста В.М. Башина [24] выделяла следующие «предпочтительные» для разных онтогенетических периодов развития ребенка аффективные расстройства: до 3-5 лет у детей чаще встречаются адинамические депрессии с элективным мутизмом и регрессом навыков речи, мании с недоуменностью и кататоническими расстройствами, депрессивная соматизированность; после 3-5 лет уже возможно формирование депрессий с расстройствами самосознания и деперсонализационными явлениями; детям старше 5-6 лет свойственны депрессии с идеями вины, меланхолическим бредом; а маскированные психопатоподобным поведением аффективные расстройства характерны для детей, прошедших период первого возрастного криза. В приступах депрессии с идеями вины у детей В.М. Башина [24] находила возможным и формирование чувственного бреда с симптомом Капгра-Фреголи. 
В.А. Концевой [14] описывал как характерные для позднего возраста три типа синдромов депрессивных психозов: тревожно-ажитированную депрессию, ипохондрическую депрессию и меланхолическую парафрению, и подчеркивал, что все три типа поздних депрессивных фаз могут сопровождаться обратимыми психоорганическими симптомами: снижением памяти, обеднением речи, трудностями ориентировки, состояниями спутанности в ночное время.
Г.П. Пантелеева и сотр. [5] установили, что монополярному типу течения аффективных психозов свойственна, в основном, атипичность симптоматики манифестных аффективных фаз, а отчетливо биполярному течению – напротив, их типичная клинико-психопатологическая картина. Отмечая, что в большинстве случаев картина депрессивных состояний при аффективных психозах включает полиморфную неврозоподобную симптоматику (тревожно-фобические и сенестоипохондрические расстройства), Г.П. Пантелеева подчеркивала, что атипичность депрессивного синдрома при аффективном психозе заключается и в его структуре по типу реактивной (или эндореактивной) депрессии, а атипичность маниакального синдрома – в блеклости собственно маниакального аффекта, преобладании раздражительности или гневливости.
В психопатологической картине шизоаффективного психоза Г.П. Пантелеева и В.И. Дикая [6] при его аффект-доминантном варианте выделяли три типа приступа по особенностям острого чувственного бреда: 1) с преобладанием бреда восприятия (порой ограничивающимся лишь этапом бредового настроения, но с возможностью развития до бреда инсценировки и символического значения); 2) с наглядно-образным бредом воображения; 3) c преобладанием интеллектуального бреда воображения (по механизму «интуиции» [43]). При этом третий вариант аффект-доминантной формы шизоаффективного психоза, как обнаружили авторы, течет неблагоприятно, и выделение его в отдельную от шизофрении рубрику представлялось Г.П. Пантелеевой и В.И. Дикой [6] спорным. При шизодоминантном варианте шизоаффективного психоза на высоте психотического состояния присутствуют признаки острого синдрома Кандинского-Клерамбо, бред отражает более глубокий регистр поражения, и по Г.П. Пантелеевой и В.И. Дикой [6] оказывается также возможным выделить три его типа. Все варианты как шизодоминантной, так и аффект-доминантной формы шизоаффектного психоза отличались своеобразием этапности своего развития. 
При психопатологическом анализе аффективных заболеваний непсихотического уровня (циклотимии и дистимии) А.Б. Смулевич и Э.Б. Дубницкая [11] использовали систематику с отражением трех сфер, в которых реализуются аффективные расстройства: витальную, соматопсихическую и личностную. Психопатологические явления из витальной сферы А.Б. Смулевич, Э.Б. Дубницкая [11] разделяли на позитивную и негативную аффективность, используя «бинарную» (двухуровневую) модель депрессии. Позитивная аффективность в структуре депрессии представлена «депрессивной гиперестезией», негативная – в виде психического отчуждения (в отличие от шизофрении, при аффективных заболеваниях носящего обратимый характер). А.Б. Смулевич, Э.Б. Дубницкая [11] предложили выделять три основных типа циклотимической депрессии: витальную (в клинической картине которой преобладала позитивная аффективность: тоска, тревога, чувство вины); апатическую (с преобладанием негативной аффективности: дефицитом побуждений и падением жизненного тонуса) и анестетическую (в которой феномены позитивной и негативной аффективности были представлены в относительно равной пропорции); и несколько типов дистимической депрессии: более распространенные соматизированный и характерологический, и более редкие – самоистязающий и экзальтированный типы. Аналогичным образом, ориентируясь на модель трех психических сфер, А.Б. Смулевич и Э.Б. Дубницкая [11] выделили типы гипоманий – веселую и гневливую при преобладании заинтересованности витальной сферы, эйфорическую ипохондрию – при преобладании затронутости соматопсихической сферы, и кверулянтскую, авантюристическую, дисфорическую гипомании – при преобладании симптоматики из области личностной сферы. 
А.Б. Смулевич, являвшийся и ведущим специалистом страны в области изучения вялотекущей шизофрении, еще в 1987 г. опубликовал первую отечественную монографию, посвященную малопрогредиентным формам шизофрении [44]. В адаптированном к использованию в России варианте МКБ-10 1994 г. [45] вялотекущая шизофрения, согласно А.Б. Смулевичу [8], соответствовала рубрике «шизотипическое расстройство» (F21), в которой выделялись латентная шизофрения, шизофренические реакции, псевдоневротическая, психопатоподобная и «бедная симптомами» шизофрения. Подверженность к развитию вялотекущей шизофрении, по А.Б. Смулевичу, определялась двумя генетически детерминированными осями: процессуальной и конституциональной. Для обсессивно-фобической формы вялотекущей шизофрении А.Б. Смулевич и сотр. [8] наиболее патогномоничным признаком процессуальности рассматривали нарастание проявлений избегающего поведения в виде защитных ритуалов и контролирующих действий, принимающих вычурный характер. К другим патогномоничным признакам они относили атипичные панические атаки с внезапной манифестацией и персистирующим течением (с генерализованной тревогой, страхом сумасшествия, с нарушениями общего чувства тела). 
При вялотекущей шизофрении с явлениями деперсонализации, согласно А.Б. Смулевичу [8], преморбидно пациентам оказывались свойственны черты или пограничного, или шизоидного расстройства личности. Деперсонализация распространялась, в первую очередь, на сферу аутопсихики. При вялотекущей шизофрении с истерическими проявлениями симптоматика приобретала гротескный характер, было характерно развитие истерических психозов с помрачением сознания и галлюцинациями воображения с мистическими видениями и голосами. Для вялотекущей простой шизофрении оказалось типичным медленное углубление психической дефицитарности с формированием астенического дефекта. 
В этот период в психиатрии стали широко применяться методы, позволяющие получить прижизненное изображение структур и функциональных характеристик головного мозга, А.В. Медведев [16-19], ученик Э.Я. Штернберга, был одним из первых отечественных психиатров, обратившихся к активному использованию и интерпретации данных нейровизуализации в психиатрической клинике. Среди нашедших свое применение в клинических целях нейровизуализационных методов компьютерная томография (КТ) и магнитно-резонансная томография (МРТ) относились к «структурным» методам, а позитронно-эмиcсионная томография (ПЭТ), однофотонная эмиссионная томография (ОФЭТ) и функциональная магнитно-резонансная визуализация (ФМРВ) – к «функциональным», т.е. визуализирующим различные параметры физиологической активности головного мозга (кровоток, биохимические процессы). Наибольшие перспективы А.В. Медведев находил в методе ФМРВ, находившемся в то время на стадии внедрения. К компьютерно-томографическим и магнитно-резонансным феноменам патологических изменений мозга, имеющим наибольшее значение в клинике психических заболеваний, относились, согласно А.В. Медведеву, мозговая атрофия, проявляющаяся в увеличении размеров желудочковой системы и субарахноидальных пространств больших полушарий, и снижение плотности мозговой ткани, выражающееся, в первую очередь, в феномене лейкоараиозиса. 
К тому времени в науке уже были получены нейровизуализационные характеристики, типичные или «предпочтительные» для различных видов слабоумия. Так, например, для сосудистой деменции оказались характерны множественные подкорковые или корковые ишемические очаги (ИО), расположенные в таламусе, базальных ганглиях, медиобазальных отделах лобных и височных долей. Также при сосудистой деменции часто обнаруживался распространенный лейкоараиозис (ЛА), порой сочетающийся с лакунарными инфарктами (ЛИ) подкорковой области (в случае такого сочетания можно предполагать энцефалопатию Бинсвангера) [18]. 
При атрофических деменциях позднего возраста, по А.В. Медведеву [18], надежных томографических признаков для отграничения их разновидностей не удалось установить, но в целом для этой группы заболеваний общим признаком являлось наличие мозговой атрофии (в виде расширения желудочков мозга и субарахноидальных пространств больших полушарий). При функциональных психических расстройствах с повышенной частотой выявлялись неспецифические изменения: расширение боковых и III желудочка при шизофрении и депрессиях, признаки уменьшения объема лобной доли – при шизофрении.
Как психиатр-клиницист, А.В. Медведев [16, 17] дал исчерпывающее для своего времени описание психических расстройств при сосудистых заболеваниях головного мозга, отметив, что в появившейся МКБ-10 сосудистая деменция занимает достаточно определенное место в рубрике F.01 «Органические, включая симптоматические, психические расстройства». Он различал три группы психических нарушений сосудистого генеза: экзогенно-органические (оглушенность, спутанность, астенические состояния, психоорганические расстройства), сосудистую деменцию и эндоформные психические расстройства, и одним из первых в отечественной психиатрии и неврологии стал говорить о возможности «смешанной» сосудисто-атрофической деменции. А.В. Медведев и сотр. [16] также установили, что болезнь Бинсвангера (с преимущественным поражением белого подкоркового вещества), считавшаяся до применения методов нейровизуализации редким заболеванием, составляет 1/3 случаев сосудистой деменции. Эндоформные психические расстройства при сосудистых заболеваниях – психические нарушения, по клинико-психопатологическим проявлениям сходные с шизофренией, бредовыми расстройствами, аффективными – по наблюдениям А.В. Медведева [16], по генезу не могли быть объяснены только сосудистым поражением мозга, важнейшим из других факторов их происхождения является конституционально-генетический, поскольку «полный параллелизм» между клинической картиной эндоформного психоза и сосудисто-мозговым процессом практически не встречался.
В.А. Концевой, руководитель отдела НЦПЗ по психозам позднего возраста, являлся, как и А.В. Медведев, учеником А.Я. Штернберга. В описываемых им функциональных психозах позднего возраста В.А. Концевой [15] выделял инволюционную меланхолию и инволюционный параноид, при этом собственно инволюционный параноид, по В.А. Концевому [15], подразделялся на три типа: интерпретативный, галлюцинаторный (носящий «экологический» характер по А.В. Медведеву) и параноид с бредом физического воздействия. В.А. Концевой подчеркивал, что при позднем параноиде в рамках шизофрении очень редко наблюдаются три критерия, обязательные для диагностики шизофрении при бредовых психозах среднего возраста: симптомы первого ранга K. Schneider [46], прогредиентная динамика бредовых расстройств и нарастающий дефект. Характерным для поздней параноидной шизофрении является наличие в картине психоза симптомов психического автоматизма, эпизодов аффекта страха с растерянностью и элементами бредового восприятия либо эпизодов «страха сойти с ума» [15].
С.И. Гаврилова [20], ведущий специалист в отечественной психиатрии по психическим расстройствам при атрофических процессах головного мозга, в то время руководитель центра по оказанию помощи больным с болезнью Альцгеймера Научного центра психического здоровья, находила правомерным рассматривать пресенильную болезнь Альцгеймера и сенильную деменцию альцгеймеровского типа в качестве самостоятельных клинических форм (одним из аргументов к этому являлся тот факт, что даже на этапе исходного состояния при сенильной деменции не наблюдается тех неврологических расстройств, которые возникают на конечном этапе болезни Альцгеймера [хватательные и оральные автоматизмы, гиперкинезы]). С.И. Гаврилова [20] выделяла четыре формы деменции альцгеймеровского типа: простую, параноическую, пресбиофренную (с повышенной речедвигательной активностью) и сенильную деменцию с альцгеймеризацией (с выраженными корковыми очаговыми расстройствами). При этом наибольший темп прогрессирования оказывался свойственен простой и сенильной деменции с альцгеймеризацией. Хотя к тому времени накопились данные о биологических основах болезни Альцгеймера – идентификации 3 генов, локализованных в различных хромосомах (21, 14 и 1) и ответственных за семейные формы болезни, установление связи тяжести деменции с плотностью нейрофибриллярных клубков, нарушение фосфорилирования, снижение обмена глюкозы в мозговой ткани, скопление свободных радикалов и другие биологические факторы, – как подчеркивала С.И. Гаврилова [20], этиология болезни Альцгеймера оставалась неизвестной. В дифференциальном диагнозе болезни Альцгеймера, сосудистой деменции, псевдодеменции, болезни Пика, помимо ряда психопатологических клинических признаков, в те годы стали употребляться психометрические шкалы, в частности шкала Хачинского, и нейровизуализационные методы исследования. С.И. Гавриловой и сотрудниками ее отдела были разработаны стратегии терапевтического воздействия на болезнь Альцгеймера: 1) компенсаторная, 2) протективная, 3) психофармакотерапия продуктивных психопатологических расстройств, 4) когнитивный тренинг. Испытывались и внедрялись в практику терапии деменций новые препараты: ингибиторы ацетилхолинэстеразы (отечественный препарат амиридин, ривастигмин), модуляторы глутаматергической системы (акатинол мемантин), вазоактивные средства (сермион). Также С.И. Гаврилова и сотр. [20] произвела обновленное клиническое описание лобных деменций (включающих болезнь Пика), систематизацию форм хореи Гентингтона (от абортивных до прогредиентных), болезни Паркинсона и других дегенеративных атрофических процессов головного мозга, сопровождавшихся психическими расстройствами. Так, например, к тому времени было установлено, что психопатологические расстройства при болезни Паркинсона возникают у 50-60% больных, причем наиболее часто возникают депрессивные состояния, которые у 12% больных предшествуют двигательным нарушениям, у многих пациентов развивается явный когнитивный дефицит [20]. Также было обнаружено, что билатеральная представленность моторных нарушений и более высокая степень замедления движения рук на раннем этапе заболевания увеличивают риск развития мнестико-интеллектуального синдрома в дальнейшем. В клинической практике, как подчеркивала С.И. Гаврилова, особенно важно бывает отдифференцировать гипокинезию (как проявление акинетической формы паркинсонизма) от заторможенной и апатической депрессии, и учитывать тот факт, что наличие депрессии еще не исключает болезни Паркинсона. Помимо терапии L-ДОФА, на начальных стадиях болезни стали применять терапию блокаторами МАО-B-оксидазы (селегилин, юмекс) и антиоксидантами.
Изменились и представления об аутизме у детей, что нашло отражение в описаниях В.М. Башиной [23] аутистических расстройств. В Научном центре психического здоровья РАМН была разработана классификация аутистических расстройств у детей, имеющая много общего с МКБ-10 [45] (в которой детский аутизм входил в рубрики «Нарушения психологического развития»). В систематике В.М. Башиной и сотрудников [23] выделялся синдром раннего детского аутизма Каннера (классический вариант аутизма), синдром Аспергера (аутистическая психопатия), синдром Ретта, аутизм, развивающийся после приступов шизофрении, аутистическиподобные нарушения и парааутистические расстройства.
В области «психосоматических» расстройств, классифицирующихся в МКБ-10 в разных разделах, А.Б. Смулевич [9] предложил выделять 4 группы состояний: 1) соматоформные реакции в рамках неврозов и психопатий; 2) психогенные реакции на соматическое заболевание (нозогении); 3) реакции по типу симптоматической лабильности (в случае психогенно провоцированных манифестаций соматических заболеваний) и 4) реакции экзогенного типа (соматогении, симптоматические психозы). При этом А.Б. Смулевич выделил и два типа конституциональных аномалий, на фоне могут развиваться соматоформные реакции: соматопатию – как вариант описываемой прежде «невропатической» конституции и соматотонию – патохарактерологическую аномалию стенического типа, отличающуюся «культом тела». А.Б. Смулевич предложил также и свою типологию нозогений: невротические, аффективные и патохарактерологические, клинические проявления которых дифференцируются в зависимости от преобладания гипер- или гипонозогнозии. При этом оценка личностных особенностей, предрасполагающих к психосоматическим заболеваниям, оставалась спорной. С одной стороны, существовала тенденция к выделению отдельных личностных радикалов, предрасполагающих к конкретным психосоматическим заболеваниям («коронарная» личность, «язвенная» личность и пр.), с другой – тенденция к выделению лишь «общего» предрасположения в виде «алекситимии» – дефицита вербального выражения эмоций, а также тревожности, нарциссичности и истероидных черт. Лишь только для области психосоматических заболеваний А.Б. Смулевич предлагал сделать исключение из положения А.В. Снежневского [47] о компенсаторном воздействии психотерапии, и патогенетическом – лекарственной терапии при психических расстройствах. А.Б. Смулевич [9] полагал, что именно при психосоматических расстройствах психотерапия может использоваться и как собственно патогенетический метод лечения (исходя из идеи соучастия в их генезе неразрешенных интрапсихических конфликтов). 
С принятием в России МКБ-10 (Международной Классификации Болезней 10-го пересмотра) [45] в группе психогенных заболеваний, как отмечали А.Б. Смулевич [9] и А.С. Тиганов [3], возникала относительно новая для отечественной психиатрии рубрика: «посттравматическое стрессовое расстройство» (диагностические критерии ПТСР были приняты вначале для американских классификаций психических болезней DSM-III [48] и DSM-III-R [49]). Cледует отметить, однако, что подобных больных, по клинике симптомов во многом совпадающих с ПТСР, еще в 1926 г. описывал П.Б. Ганнушкин [50], определив состояние «формой нажитой психической инвалидности». Реактивные (психогенные) депрессии, в отличие от Г.П. Пантелеевой [5], А.Б. Смулевич [9] рассматривал вне рамок аффективного психоза.
Также с введением МКБ-10 [45] в отечественной психиатрии возникли два новых типа расстройства личности (психопатии) – это «пограничный» тип эмоционально неустойчивого расстройства личности и «зависимый» тип, которые лишь частично по некоторым параметрам оказывались сопоставимы с прежним неустойчивым и астеническим типом психопатии [9].
В отличие от вышеизложенной систематики пограничных психических расстройств А.Б. Смулевича, С.Ю. Циркин [12, 13], руководитель отдела НЦПЗ по изучению состояний риска функциональных психических заболеваний, разработал концепцию «психического», или «психопатологического» диатеза, согласно которой при функциональных психических расстройствах аномалии личности (проявляющиеся как в эмоционально-волевой, так и в интеллектуальной сфере), фазовые расстройства (среди которых наиболее частыми бывают аффективные) и склонность к психогенным реакциям являются общими, неспецифическими признаками, необходимой «триадой», определяющей на клиническом уровне предрасположенность к психическим расстройствам. С.Ю. Циркин [12, 13] обращал внимание также на трудную доказуемость во многих пограничных случаях наличия признаков шизофренического дефекта. Вслед за С.Ю. Циркиным концепцию «психопатологического диатеза» в своей интерпретации разрабатывал представитель Ленинградской (Санкт-Петербургской) психиатрической школы А.П. Коцюбинский с сотрудниками (Психоневрологический институт им. В.М. Бехтерева) [29], петербургские авторы пришли к иному выводу, что психические проявления диатеза к шизофрении и аффективным заболеваниям все же различны.
Научный центр психического здоровья лидировал в России и по развитию направления биологической психиатрии, так, с 1995 г. зам. директором по научной работе Центра стала Д.Д. Орловская [51-54], до этого руководившая лабораторией клинической нейроморфологии. Д.Д. Орловской и ее сотрудниками [53] была установлена сопряженность процессов дегенерации и новообразования синапсов, свидетельствующая на патоморфологическом уровне о «диссоциативности» функций мозга при шизофрении и образовании «ошибочных» связей. Также с 1990 г. Ю.Б. Юров руководил организованной им лабораторией цитогенетики и геномики психических заболеваний, лаборатория была ведущей в стране по картированию генома человека и цитогенетике при таких психических заболеваниях, как аутизм, шизофрения, болезнь Альцгеймера. Ю.Б. Юровым была разработана новая теория о патогенной роли непостоянства и мозаичности нервных клеток при психических заболеваниях [4].
Под научным руководством еще Всесоюзного центра психического здоровья в 1982 г. был организован Сибирский филиал Центра в г. Томске, директором которого с 1986 г. стал ученик О.В. Кербикова – В.Я. Семке [55], изучавший, в числе множества других научных тем, значение региональных и этнографических факторов для психического здоровья, алкоголизма, пограничных состояний. Большое внимание этнографическим факторам уделяла Т.Б. Дмитриева и ее сотрудники [31], директор Института общей и судебной психиатрии им. В.П. Сербского. Она опубликовала первое в России руководство по социальной психиатрии [33], а в фокусе исследований возглавившего Институт им. В.П. Сербского после смерти Т.Б. Дмитриевой З.Г. Кекелидзе находилась психиатрия чрезвычайных ситуаций [38-40]. Другой выдающийся представитель психиатрической школы этого Института, Ю.А. Александровский, наибольшее внимание направлял не только на изучение пограничных состояний [36, 37], включая разработку систематизации их различных социальных аспектов, но и на изучение истории отечественной психиатрии [56, 57]. 
В заключение настоящего очерка хотелось бы еще раз отметить, что история психиатрии всегда являлась объектом специального изучения выдающихся отечественных психиатров-клиницистов: в дореволюционном периоде это, прежде всего, В.А. Роте [58] и Н.Н. Баженов [59], в советском – Ю.В. Каннабих [60], Т.И. Юдин [61], Д.Д. Федотов [62], О.В. Кербиков [63], В.М. Морозов [64], и в период завершения XX – начала XXI века – П.В. Морозов [65] и С.А. Овсянников [66]. С учетом постоянного роста круга психиатров и неотъемлемой субъективности взглядов авторов, изучающих историю своей дисциплины, вряд ли возможно отразить значимость всех известных отечественных психиатров конца XX – начала XXI века в коротком очерке, но следует отметить имя еще одного представителя московской школы психиатрии – Н.М. Жарикова [67, 68], являвшегося одним из основателей отечественной психиатрической эпидемиологии.


Информация об авторах 
Пятницкий Николай Юрьевич, кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отдела медицинской психологии ФГБНУ «Научный центр психического здоровья», Москва, Россия 
E-mail: piatnits09@mail.ru
Каледа Василий Глебович, доктор медицинских наук, профессор, зам. директора ФГБНУ «Научный центр психического здоровья» по развитию и инновационной деятельности, руководитель отдела юношеской психиатрии. ORCID ID  0000-0002-1209-1443
E-mail: kaleda-vg@ncpz.ru 

Information about the authors
Nikolay Yu. Pyatnitskiy, MD, PhD, Cand. of Sci. (Med.), Leading scientific worker of Medical Psychology Department, FSBSI “Mental Health Research Centre”, Moscow, Russia, ORCID ID  0000-0002-2413-8544
E-mail: piatnits09@mail.ru