Психиатрия Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина
№06 2023

The concept of adaptation and life “strategies” in evolutionary psychiatry and psychology

N.Yu. Pyatnitskiy, L.I. Abramova 

FSBSI «Mental Health Research Center», Moscow, Russia

Abstract
The article analyzes the understanding of adaptation and “causality” of mental and behavioral symptoms in modern evolutionary psychiatry and psychology, which is different from that in traditional psychiatry and psychology. Traits that promote reproductive success (fitness) are called adaptive in evolutionary psychology and psychiatry, and those that reduce reproductive success are called maladaptive. If a trait has no effect on reproductive success, it is considered neutral. An adaptive trait must make a positive contribution to the organism's “inclusive” fitness; in traditional psychiatry and psychology, traits that promote the health, safety, and cooperation of individuals are considered adaptive, while socially undesirable traits are considered maladaptive. The logic of natural selection favors reproductive success over happiness (and even health). Biological adaptive traits may be socially undesirable, and traits that are detrimental to health may be selected for because they are associated with increased reproduction. An attempt at a new taxonomy of psychological types and personality disorders is presented, which is based on the principles of “fast” and “slow” life strategies, going back to those described by R.H. MacArthur and E.O. Wilson by population r- and K-strategies. A number of mental disorders are discussed, the cause of which evolutionary psychiatry and psychology considers “evolutionary incongruity”: a meeting of an already formed psychological mechanism with a new environmental context, previously not encountered in the evolutionary history of the individual.
Key words: adaptation, inclusive fitness, “fast” and “slow” strategies, typology of personality disorders, evolutionary psychology, evolutionary psychiatry.
For citation: N.Yu. Pyatnitskiy, L.I. Abramova. The concept of adaptation and life “strategies” in evolutionary psychiatry and psychology. Psychiatry and psychopharmacotherapy. 2023; 6: 38–45.

Эволюционное направление в психиатрии представляет собой одну из самых «молодых» школ мысли. Хотя современная биология уже не представима без эволюционного учения Чарлза Дарвина, существенно позднее его принятия и распространения в биологии эволюционное учение стало использоваться в психологии и соматической медицине, и лишь вслед за этими дисциплинами нашло применение в психиатрии. Основные положения эволюционного учения Чарлза Дарвина о механизмах действия естественного и полового отбора и направлениях эволюции, изложенные великим натуралистом в трех работах: «Происхождение видов путем естественного отбора» [1], «Происхождение человека и половой отбор» [2] и «Выражение эмоций у человека и животных» [3], с точки зрения их потенциального значения для интерпретации психических расстройств человека представлены в предыдущем цикле статей [4-7]. Отметим лишь, что Чарлз Дарвин еще не знал менделевских законов генетики и придерживался во всех трех монографиях положения своего предшественника в теории эволюции Ж.-Б. Ламарка [8, 9] о том, что приобретенные привычки наследуются. При том, что эволюционное учение об инстинктах было создано Дарвином уже в первой монографии – «Происхождение видов» [1], к понятию «рефлекса» он обратился лишь в третьей монографии – «Выражение эмоций у человека и животных» [3], уже после публикации монографии русского физиолога И.М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» [10], с которой, по-видимому, знаком и не был, что, впрочем, дает заслуженное основание отечественным психиатрам-эволюционистам относить И.М. Сеченова, увидевшего в «психических рефлексах» исчерпывающую основу психической жизни человека, к пионерам «этологического» подхода1 в отечественной науке. Также, если в первой монографии («Происхождение видов» [1]) Дарвин отмечал, что множество «лучше других приспособленных» особей могут гибнуть в результате «случайных причин», когда под влиянием изменения ситуации естественный отбор теряет свою силу, в последующих работах Чарлз Дарвин уже к этому положению не возвращался, сохранив лишь тезис о «выживании наиболее приспособленных» в результате естественного отбора, конечной целью которого предполагалось «оставить наиболее многочисленное потомство». 
Благодаря работам С.С. Четверикова2 [13], J.B. Haldane [14], R. Fischer [15], S.Wright [16], в первой половине XX века была основана эволюционная и популяционная генетика. Вместо понятия «репродуктивной готовности», или «репродуктивной приспособленности», Чарлза Дарвина (reproductive fitness3) W.D. Hamilton4  [17, 18] ввел понятие «инклюзивной готовности», или «инклюзивной приспособленности» (inclusive fitness), посредством которого было предложено объяснение такому поведению животных и человека, которое затруднялась объяснить теория Дарвина, а именно: альтруизму и самопожертвованию. Так, например, Дарвин [2] утверждал, с одной стороны, что «те сообщества, которые имели наибольшее число сочувствующих друг другу членов, должны были процветать и оставлять после себя большее число потомков», отмечая при этом, что «нас заставляет помогать другому надежда, что нам отплатят тем же», и что, с другой стороны, люди, «добровольно рискующие жизнью ради других, и гибнут в большем количестве», и не оставляют потомков, так что естественный отбор не может увеличить их числа. W.D. Hamilton [17, 18] предложил объяснение поддержания в поколениях феномена «альтруизма» тем, что человек стремится не столь воспроизвести себя в потомстве («репродуктивная приспособленность» Дарвина), сколько к передаче своих генов как таковых («инклюзивная приспособленность»), а точнее – к «трансмиссии генов, способствующих борьбе за выживание» [11]. Так, например, человек, живущий отшельником и отказавшийся от репродукции, или добровольно уходящий из жизни, оставляет «пространство и ресурсы» своим родственникам, разделяющим с ним часть его генов [19, 20]. Концепцию W.D. Hamilton [17, 18] в эволюционной психологии называют концепцией «ограниченного эгоистического соревновательного поведения с возможностью ограниченного самопожертвования» [21], при этом, по сути, она является математическим выражением идей Дарвина с учетом поправки на прогресс знаний в области механизмов наследования. Согласно математической модели W.D. Hamilton, усредненная «инклюзивная приспособленность» в популяции всегда будет увеличиваться. Адаптивность поведения или черты характера оцениваются в смысле увеличения «инклюзивной» приспособленности индивидуума. Поскольку в модели W.D. Hamilton [17, 18], в основу которой положены, прежде всего, наблюдения над перепончатокрылыми социальными насекомыми (пчелы, осы, муравьи), поведение определяется строго генотипом, то никто, по его расчетам, не будет жертвовать своей жизнью за другого отдельного индивидуума, но каждый будет жертвовать ею при возможности спасти своей жертвой больше двух родных братьев, или четырех сводных братьев, или восьми двоюродных, т.е. биологический альтруизм может развиться лишь при наличии генетической связи между индивидуумами. С одной стороны, поведение, при котором от близких родственников берется слишком много, не будет передаваться последующим поколениям, с другой стороны – и альтруистические черты не будут сохранятся при простом естественном отборе. 
Инклюзивная приспособленность увеличивается двумя путями – собственным «репродуктивным успехом» («прямая» приспособленность) и обеспечением возрастания числа генетически подобных индивидуумов («непрямая» приспособленность [21]). При этом принимается, что генетическая связь между случайно выбранными в популяции индивидуумами r = 0, у клонов r = 1; коэффициент генетической связи может быть даже негативным, если второй индивидуум генетически менее связан с первым по сравнению со случайно выбранным в популяции. Согласно «правилу Hamilton’а», поведение проходит отбор, если слагаемое его действия на индивидуальную приспособленность (M) и на приспособленность «родственного реципиента» (r N) является позитивным: M + r N > 0. В случае альтруистического поведения поведение альтруиста по определению подразумевает «издержки» (costs): лишение или уменьшение индивидуальной приспособленности и «выгоду» (benefit) для реципиента. Альтруизм проходит отбор, если выгода реципиента, с учетом степени генетической связи с носителем альтруистического поведения, превышает «издержки», или потери, понесенные альтруистом. Правило Hamilton в приложении к 4 основным типам социальных интеракций: «кооперации» (взаимовыгодному обмену), «эгоизму» («выгода» у протагониста и «потеря» у реципиента поведения), «альтруизму» (потеря у протагониста для обеспечения выгоды реципиента), «вредоносности» (протагонист идет на собственные «потери» для нанесения «потери» реципиенту) – подразумевает, что кооперация и эгоизм развиваются при любом характере родственных связей, альтруизм – только при позитивной родственной связи протагониста и реципиента поведения, а вредоносность – при негативной родственной связи [21]. 
Помимо теории «инклюзивной приспособленности» для объяснения развития кооперации и альтруизма в человеческих сообществах привлекается и теория «групповой селекции» [22-25], согласно которой соревнование за репродукцию происходит симультанно на двух уровнях: между различными группами, рассеянными в широкой популяции, и между индивидуумами внутри этих групп, соревнование между индивидуумами поощряет эгоизм, между группами – альтруизм. При этом теория «групповой селекции» имеет и своих противников [11].
В то время как адаптационные черты являются продуктом эволюции, не всякая характеристика организма автоматически является адаптивной. В популяции черты могут фиксироваться благодаря «дрейфу» – процессу, в котором нейтральные или даже разрушительные характеристики становятся преобладающими благодаря случайным флюктуациям в их частоте. Еще одна возможность распространения нейтральной или дезадаптивной черты – «путешествие автостопом» на другой («hitchhiking») [21], являющейся результатом позитивного естественного отбора, за счет их генетической связи. Кроме того, многие черты сами по себе являются не «адаптацией», а побочными продуктами других «адаптаций». Так, например, подбородок человека и белый цвет его костей эволюционные психологи [21] приводят как пример «нефункциональных побочных продуктов» естественного отбора. Следует отметить, что еще Чарлз Дарвин отмечал большую сложность в интерпретации значения каких-либо морфологических признаков животных с точки зрения естественного или полового отбора.
Присуждение Нобелевской премии в 1973 г. за работы в области биологии поведения K. Lorenz, N. Tinbergen и 
K. von Frisch способствовали внедрению этологического (или эволюционного) подхода в психологию и психиатрию [26]. Биолог-эволюционист конца второй половины XX века E. Mayr [27] говорил о модели причинности, состоящей из «трех элементов»: 1) объяснения прошедших событий, или причинности a posteriori; 2) предсказании будущих событий; 3) интерпретации телеологических, или «направленных на цель», феноменов. При этом 
E. Mayr подчеркивал, что причинность в биологии далека от причинности в классической механике. Биологические феномены, в отличие от «классических» механических, плохо предсказуемы, и могут быть поняты только с учетом их «эволюционной» причинности. Так и этолог N. Tinbergen [28] подчеркивал важность выяснения «телеологии»5  поведенческих феноменов, т.е. того, почему они существуют в такой форме и для чего существуют вообще, в последующем психиатры-эволюционисты стали отделять «конечные», «эволюционные» причины («для чего») – с акцентом на филогенезе со сравнением развития и значения аналогичной биологической системы у других видов и выяснением обеспечиваемых этой системой или поведением преимуществ в адаптации, от «проксимальных» («как работает» и «как развилось» это свойство организма в течении его жизни – с акцентом на изучении онтогенеза) [21, 30]. 
Эволюционная модель причинности стала внедряться в область психологии несколько раньше, чем в психиатрию. В эволюционной теории в настоящее время предполагается, что один и тот же эволюционный процесс, создающий адаптивное функционирование организма, создает и его дезадаптацию [31]. Психопатологические феномены в эволюционной психиатрии и психологии рассматриваются в рамках континуального перехода от нормы к патологии6, при этом всегда (за исключением некоторых особых шизофренических симптомов) предполагается существование нормального аналога для любого психиатрического симптома, объяснимого с точки зрения его целесообразности по теории естественного отбора. В обычном подходе психологии и психиатрии фокус исследования концентрируется на «ближайшем» (proximate) уровне анализа. Эволюционный подход делает следующий шаг – ставит вопрос об адаптации, который Ch. Darwin [1, 2] редуцировал до вопроса о репродукции. Естественный отбор, по Ch. Darwin, происходит в условиях, когда ресурсы ограничены (что делает неограниченное размножение невозможным), индивидуумы отличаются друг от друга по поведенческим и морфологическим свойствам, т.е. по фенотипу, и по меньшей мере некоторые фенотипические черты коррелируют с индивидуальной способностью успешной репродукции – обеспечением большего числа потомков в последующем поколении. Такие черты отбираются и становятся более распространенными. Черты, способствующие репродуктивному успеху (fitness), называются в эволюционной психологии и психиатрии адаптивными, уменьшающие репродуктивный успех – дезадаптивными [21, 30]. Если черта не влияет на репродуктивный успех, она рассматривается как нейтральная. Основа измерения дарвиновского репродуктивного успеха – «репродуктивный успех индивидуума в течение жизни», т.е. общее число его потомков, доживающих до зрелости. При этом, как полагают некоторые «эволюционисты» [21], выживание без репродукции является тупиком эволюции, независимо от того, насколько хорошо организм способен выживать, поскольку все его адаптационные возможности не передадутся следующему поколению и исчезнут. 
При эволюционном подходе понятия адаптивный/дезадаптивный по отношению к поведенческим свойствам индивидуума имеют иное значение, нежели в традиционной психиатрии, а именно: адаптивная черта должна вносить позитивный вклад в инклюзивную приспособленность организма; в традиционной психиатрии и психологии адаптивными считаются черты, способствующие здоровью, безопасности, кооперации индивидуумов, а социально нежелательные черты рассматриваются как дезадаптивные. Логика естественного отбора предпочитает счастью (и даже здоровью) репродуктивную успешность. Биологические адаптивные черты могут быть социально нежелательны, а черты, вредящие здоровью, могут селекционироваться, поскольку оказываются связаны с увеличенной репродуктивностью. 
Кооперация и даже альтруизм в близкородственных связях по модели W.D. Hamilton [11, 12], приложимой к живым организмам «от микроба до человека» [37], в дальнейших исследованиях продемонстрировали в большинстве социальных отношений «сосуществование с конфликтом» [37], причем особо распространенным типом эволюционного конфликта явился конфликт «родителей и детей» [38, 39], обычно концентрирующийся вокруг оптимального распределения «ресурсов» среди детей. При этом до сих пор остается неясным, как взаимодействуют психологические механизмы для продукции гибкого, адаптивного поведения. Либо «компоненты психики» устроены по «иерархической» структуре [40, 41], в которой механизмы высшего уровня «мониторируют» активность подлежащих нижних, либо – по «модульной» структуре [42, 43], при которой разнообразные механизмы работают параллельно и соревнуются за контроль над поведением [44]. 
Существование ряда девиаций, несмотря на усилия эволюционного подхода, остается загадкой. Так, например, несмотря на то, что гомосексуальное поведение широко распространено среди различных видов животных [45], существование «эксклюзивной» гомосексуальности у человека с ее драматическим влиянием на репродукцию и фертильность остается необъяснимым, при том что были предложены спекулятивные эволюционные теории вклада гомосексуальности в повышение «инклюзивной» приспособленности: либо за счет «вложения ресурсов» в других членов семьи, либо за счет снижения интенсивности «брачного соперничества» среди сибсов [46]. Другой попыткой эволюционного объяснения «эксклюзивного» гомосексуализма были указания на то, что те же генетические факторы, которые предрасполагают некоторых людей к гомосексуальности, могут увеличивать репродуктивный успех их гетеросексуальных родственников (гипотеза о том, что аллели, предрасполагающие к гомосексуальности у мужчин, способствуют успеху в поисках партнера у их гетеросексуальных родственниц-женщин [47]).
Эволюционисты не отрицают, что личностные черты лишь в 50% случаев являются наследуемыми (как у людей, так и у животных), но подчеркивают, что вариации в личностных чертах являются «высокополигенными»: за индивидуальные различия отвечают сотни и тысячи генов. Так, например, согласно теории «дифференцированной подверженности» [21], существуют индивидуумы, проявляющие очень мало агрессивности независимо от среды, в которой растут и находятся, в то время как индивидуумы с другим генотипом становятся высокоагрессивными, если переживали ситуации насилия со сверстниками; так и в семье одни дети могут быть «рефрактерными» к влиянию поведения родителей, другие – нет. Кроме того, существуют различные сенситивные периоды в жизни индивидуума. У детей избегание и тревога оказываются высокопредсказуемы по поведению родителей и стилю привязанности (affiliation), демонстрируя небольшое генетическое влияние. Напротив, у молодых взрослых избегание и тревога в 40% случаев наследуемы и только слабо соотносятся cо стилями привязанности [48]. 
Одной из самых современных и интенсивно развивающихся, но спорных концепций эволюционной психологии и психиатрии, затрагивающих проблему адаптации, является теория «историй жизни» (life histories) [21], восходящая к идеям эволюционного генетика Th. Dobzhansky [49], выдвинувшего гипотезу о том, что смертность обитателей умеренных и арктических зон, где виды животных и растений отличаются небольшим разнообразием и монотонностью, относительно независима от плотности их популяции и обуславливается значительными воздействиями окружающей среды (так, например, в тундре выживаемость организмов обеспечивается малым количеством факторов: например, их морозостойкостью). Из-за смертности, относительно независимой от многообразия индивидуальных характеристик (П.И. Кропоткин [50] даже подчеркивал, что в суровых климатических условиях животные, борясь с тяжелыми средовыми воздействиями, проявляют не конкуренцию, а взаимопомощь по отношению к друг другу), родители обеспечивают свой репродуктивный успех, производя потомков в большом количестве. Впоследствии R.H. MacArthur и E.O. Wilson [51], создав математическую модель популяционных стратегий заселения островов («теория островной биогеографии»), назвали стратегию «повышенной фертильности» [49] «r-селекцией». Согласно их модели, при условиях неизменной окружающей среды гены, обеспечивающие высокий r (показатель, означающий, по сути, разницу в популяции между рождениями и смертями), будут быстрее распространятся и станут доминирующими в островной популяции [51]. В тропиках же, по теории Th. Dobzhansky [49], виды интенсивнее соперничают между собой, нежели борются с окружающей средой. Среда тропиков производит большее количество эволюционных «вызовов», чем среда холодных стран. На физическое воздействие организмы отвечают простыми физиологическими модификациями и «тупиковыми ветвями эволюции», а относительно «мягкие» условия в тропической среде обитания, переполненной чрезвычайно многообразными растительными и животными организмами, ведут к такой конкуренции между ними, которая обеспечивает больше адаптивных возможностей, различных усовершенствований и «прогрессивный эволюционный процесс»: «чем более разнообразен состав живых организмов, населяющий определенный ареал, тем больше адаптивных возможностей и различных «специализаций» в нем существует» [49]. В математической модели R.H. MacArthur, E.O. Wilson [51] в образовании такой популяции разница между успехом и неудачей обуславливается производством не большего количества потомства, а его небольшого количества, но «хорошо обеспеченного средствами», этот тип популяционной стратегии авторы назвали K-селекцией7 [51], подчеркнув при этом, что она не ограничивается средой тропиков. Обе популяционные стратегии могут находиться в оппозиции: так, в «непереполненной» окружающей среде генотипы с r-селекцией будут максимально «приспособленными», в густонаселенной среде (где становится меньше пищи и размеры «семьи» уменьшаются) преимущество получают генотипы с K-селекцией. Обе базисные стратегии в популяциях – с продукцией большого числа потомства и высоким уровнем смертности («r-селекционисты»), и с низким уровнем рождаемости потомства, снабженного «увеличенными соревновательными способностями» и со сравнительно низким за счет «лучшего обеспечения» уровнем смертности («K-селекционисты»), – являются противоположными концами континуума, а не отдельными дихотомическими категориями [52]. Виды, которые используют как первую, так и вторую стратегию, максимизируют свою «приспособленность». В последующем в эволюционной экологии и социобиологии модель K- и r-cелекции развивалась E.R. Pianka [53] и E.O. Wilson [54], при этом были выделены еще некоторые ассоциированные с типами популяционной стратегии характеристики: при непредсказуемости доступности «ресурсов» окружающей среды r-селекционистам были свойственны более короткая продолжительность жизни, ранний возраст репродукции, их социальная система отличалась слабым устройством родительской заботы о потомстве, слабо выраженным социальным группированием и редкими проявлениями альтруизма; напротив, K-селекционистам при предсказуемости ресурсов окружающей среды были присущи большая продолжительность жизни, более поздний возраст репродукции и хорошо развитая «социальная система» (с заботой о потомстве, определенным семейным структурированием и распространенными явлениями альтруизма) [52]. 
Основываясь на концепции r- и K-селекции, итальянский эволюционный психолог M. Del Giuduce [21] стал выделять «быстрые» и «медленные» «стратегии поведения» человека и животных, вкладывая в эти понятия различный набор психологических характеристик. Типичными свойствами «быстрых» жизненных стратегий у всех видов животных и человека являются импульсивность и склонность к рискованному поведению в чертах личности. Женщины с «быстрыми» стратегиями в поведении стремятся к получению помощи и ресурсов от других (родственников и сексуальных партнеров). Аффилиации и реципрокность в отношениях у людей с «быстрыми» стратегиями «отрегулированы» низко, а «поиск статуса» и агрессия – высоко. В поведении отмечаются эксплуативные и социально антагонистические тенденции, в детстве – редукция исследовательской фазы и фазы обучения, в результате – это люди с «меньшим капиталом в форме знаний и умений» [21]. Людям с «медленными» стратегиями присуще чувство «морального отвращения», причем система поиска полового партнера у них также может быть «низко настроена». Такой психологически адаптивный феномен, как тревога, демонстрирует малую корреляцию с социосексуальностью, хотя у женщин с «быстрыми» стратегиями уровень тревожности может быть и повышен. Тревожно привязанные люди часто с трудом порывают с партнером и оставляют для себя «опцию» сойтись с партнером снова, поэтому тревожность может соответствовать «медленным» стратегиям у женщин, а надежная романтическая привязанность всегда связана с «медленными» стратегиями. Гибкость (flexibility), напротив, является негативным предиктором способности подавлять импульсы и откладывать вознаграждение.
Обе стратегии при соотнесении их с 5-факторной моделью личности могут сопровождаться повышенным уровнем «невротизма». При этом такие факторы, как «экстраверсия» и «открытость опыту», плохо коррелируют с моделью двух стратегий жизни, поскольку, c точки зрения 
M. Del Giudice [21], являются «гибридными» чертами: в экстраверсию входят «самоутверждение» и «доминантность», ассоциированные с поведением высокого риска и неограниченной социосексуальностью, но «теплота» и «общительность» уже с этими характеристиками не ассоциируются. В 6-факторной модели8 личности лишь «честность-скромность» коррелирует с «медленной» стратегией. 
Однако медленные стратегии не стоит идеализировать: употребляющие их индивидуумы менее способны на использование неожиданно представившихся возможностей, с большим трудом приспосабливаются к изменяющимся обстоятельствам. Высокий уровень самоконтроля может вести к ригидности и конформности, а высокие «приятность» и «честность-скромность» подвергают риску «быть использованным». Есть люди с медленными стратегиями, у которых высокая сознательность сочетается с низкой «приятностью» (доброжелательностью).
Согласно модели «адаптивной калибрации» индивидуальной разницы в физиологии стресса [21] «быстрые» стратегии ассоциируются с двумя образцами реактивности: гиперреактивным «неусыпным» (vigilant) с высокой тревогой и/или реактивной агрессивностью, и гипореактивным «неэмоциональным» (с большей распространенностью среди мужчин), что соответствует высоким уровням рискованного поведения и «проактивной» агрессии. Соответственно, и «медленные» стратегии ассоциируются как с высокой реактивной сенситивностью, так и с умеренной, «амортизированной» реактивностью.
При «быстрых» стратегиях успешное ухаживание и межличностное влияние обеспечиваются более «чтением ума» или «когнитивной» эмпатией, нежели «аффективной» эмпатией, представляющей собой способность «резонировать» вместе с чувствами другого человека на эмоциональном уровне. M. Del Giudice [21] разделяет когнитивные и поведенческие стратегии таких индивидуумов на «антагонистические/эксплуатативные» и на «соблазняющие/креативные» (последние без прямого агрессивного соревнования за доминацию). При этом «антисоциальные» черты примерно совпадают с областью антагонистически-эксплуатативного профиля, нарцистические оказываются функционально ближе соблазняюще-креативному профилю. Нарциссизм демонстрирует более низкую корреляцию с агрессией и более высокий уровень когнитивной эмпатии. Даже считается, что нарцистические черты помогают людям не только достигнуть статуса лидера в группе, но и, в умеренной степени, увеличивать «эффективность» лидерства [21]. Между антагонистически-эксплуатативным и соблазняюще-креативным профилем находятся люди с «маккиавеллианским» профилем: они обладают небогатыми способностями «чтения мыслей», но стремятся выяснить состояние другого человека и использовать его для собственного преимущества, и также способны быстро адаптироваться к изменениям социального контекста. Другой важной дименсией личности в профиле соблазнительность/креативность является шизотипия: склонность испытывать «психотические феномены низкого уровня» – галлюцинации и параноидные мысли. Шизотипические черты личности ассоциированы с артистической креативностью, и повышают успех в краткосрочном партнерстве с противоположным полом (и некоторых других «быстрых» стратегиях).
У людей с медленными стратегиями M. Del Giudice [21] выделяет «просоциально/заботливый» профиль и профиль «умелости/обеспечения снабжением». Стратегии «снабжения» не требуют высокого уровня эмпатии, артистического воображения и социальных навыков, и обычно ассоциированы с техническими навыками, «ментализирование» у таких индивидуумов снижено. Их признаки соответствуют «аутизмоподобным чертам»: плохим социальным и коммуникативным навыкам, высокому вниманию к деталям, ограниченному воображению и тенденции к сфокусированной повторяющейся активности. Аутистические черты, хотя и связаны с увеличенным риском аутизма, континуально распределены в общей популяции, и их наличие не предполагает диагноза расстройства. M. Del Giudice рассматривает аутистические черты как вариант селекции медленной стратегии («K-селекции») с большими инвестициями и долгосрочным половым партнерством (за счет углубившегося разделения социальных ролей и технических навыков с расцветом земледелия в течение последних 10 000 лет). Кроме того, люди с такой брачной стратегией, хотя и относительно неэффективны в прямом ухаживании, но могут компенсировать это, удовлетворяя брачные предпочтения родителей объектов ухаживания. По сравнению с просоциально/заботливым профилем, «умелые снабженцы» демонстрируют более низкие показатели воображения и умеренную или низкую «приятность» (дружелюбность).
Быстрые стратегии ассоциируются с ненадежными образцами «привязанности» (attachment) и могут демонстрировать связь с дезорганизацией привязанности в первые годы жизни [55]. В то же время стремление к риску может формироваться в контексте повышенной смертности, непредсказуемости или скудости ресурсов [56]. В целом стратегии высокого риска подразумевают возможность больших выигрышей и больших потерь. Если в системе сексуального партнерства репродуктивное преимущество отдается лишь индивидуумам высокого ранга, то происходит интенсивное соревнование за высший ранг, хотя это и включает большой риск повреждений (так происходит, например, у морских слонов, у которых схватки между самцами часто заканчиваются смертельным исходом, но не участвовать в схватке – значит исключить себя из репродукции). 
У людей вызовы на поединок и физическую агрессивность эволюционные психологи рассматривают как «тактику высокого риска социального соревнования» [21], обосновывая это тем, что нередко агрессивным детям и подросткам иногда удается занять доминантную позицию и стать лидерами в группе сверстников. Если же они не преуспевают в этом, то последствия могут быть драматическими: они становятся непопулярными, отрицаемыми, и даже могут подвергнуться остракизму или физическим травмам. Так и некоторые черты личности могут облегчать встречу с половым партнером и успех в социальном соревновании за счет увеличения риска «вредоносных» психических расстройств. Так, например, шизотипические черты могут способствовать успеху в половом поиске – как часть соблазняющей/креативной стратегии, но увеличить риск шизофрении [57]. Позитивная селекция по одной черте может негативно влиять на другие черты и может точно так же привести к уничтожению последующих поколений, как и быстрые изменения в окружающей среде. 
В основу модели психопатологии M. del Giudice [21] – «расстройства быстрого спектра» (F-type) и «медленного спектра» (S-type) – вошли психологические признаки «быстрых» и «медленных» стратегий, в свою очередь, разработанных на теории вышеупомянутых двух типов популяционной селекции (r- и K-«селекционисты»). Расстройства быстрого спектра, по M. Del Giudice [21], более связаны с риском импульсивности и антисоциального поведения, медленные – с преувеличенным самоконтролем и уменьшенной сексуальной мотивацией. Шизофрения и другие психотические расстройства возникают в контексте соблазняющих/креативных стратегий и преувеличенных менталистических когниций, напротив, риск аутизма связан со сниженными менталистическими навыками и с другими чертами, определяющими «умелость» и снабженческие качества. В дополнение к расстройствам «быстрого» и «медленного» спектра M. Del Giudice [21] выделяет категорию «расстройства защиты» (D-тип расстройств), куда относит фобии, приступы паники, генерализованное тревожное расстройство, посттравматическое стрессовое расстройство и депрессии. При этом набор быстрых стратегий может давать гипореактивный (неэмоциональный) профиль, в то время как гиперреактивными могут быть как медленные стратегии (сенситивный тип), так и быстрые (возбужденный тип). В контексте «быстрых» стратегий защиты позволяют действовать в условиях угрожающе-непредсказуемого окружения, в контексте «медленных» – даже при безопасном окружении в настоящем – предотвращать опасные события и избегать потенциально рискованных ситуаций в будущем. D-тип расстройств имеет тенденцию развиваться в опасном, стрессовом окружении, чаще у женщин (поскольку женщинам больше терять при физическом повреждении и социальном отвержении); мужчины более уязвимы к патологическим формам сниженной регуляции защит: в среднем более склонны к риску и менее чувствительны к опасности и угрозам.
Одной из общих причин возникновения психических расстройств в эволюционной психиатрии предполагается «эволюционное несоответствие» – когда развившийся психологический механизм встречает новый средовой контекст, до этого не встречавшийся в его эволюционной истории. Рост расстройств пищевого поведения может обуславливаться тем, что средства массовой информации подвергают людей потоку нереально привлекательных образов («соперников»), генерируя эволюционно новый тип социального стимула, который слишком активирует механизмы, регулирующие у женщин соревнование за привлекательность и статус [58]. Если ранее подростки находились в смешанных по возрасту группах, и должны были заботиться о малышах, что стимулировало систему просоциального заботливого поведения, то современное исключительное «группирование со сверстниками» ведет к экзацербации интенсивности «экстернализирующего» поведения: физической и вербальной агрессии, поиску внимания, стремлению к риску [21].
Эволюционное направление предлагает много эволюционных объяснений психическим расстройствам и «мириады» проксимальных причин [21], при этом стремится учитывать не только классический психиатрический подход, в котором психические расстройства рассматриваются как качественно отличимые категории, ясно разделяемые как одна от другой, так и от нормального функционирования, но и дименсиональные («таксометрический» [59], в котором посредством математико-статистического анализа большая часть психической патологии рассматривается в рамках крайних вариантов нормы, и «трансдиагностический» [60], стремящийся установить несколько «общих» факторов психической патологии, вплоть до единственного). В последующих обзорах при анализе эволюционных концепций мы будем преимущественно исходить из традиционных психиатрических диагнозов и попытаемся представить их наиболее обоснованные и интересные эволюционные интерпретации.

1 Хотя некоторые зарубежные и отечественные специалисты [11, 12] разделяют эволюционный, этологический, социобиологический подходы в психологии и психиатрии, в настоящей статье мы объединяем их, исходя из того, что все они базируются на эволюционном учении Чарлза Дарвина.
2 В СССР работы С.С. Четверикова 1920-х годов, как и других эволюционных генетиков, были подвергнуты запрету и на десятилетия преданы забвению. 
3 Хотя во многих работах англ. «fitness» переводится на русский как «приспособленность», по значению они не полностью синонимичны.
4 Британский биолог W.D. Hamilton, как и российский С.С. Четвериков, был энтомологом.
5 Следует отметить, что «телеологический» аспект причинности восходит к выделяемой еще Аристотелем [29] в «Метафизике» целеполагающей причине («для чего»), стремящейся к благу.
6 Из психиатров начала XX века, задолго до внедрения эволюционного подхода, «континуалистами» в отношении большинства шизофренических симптомов являлись E. Kretschmer [32] и E. Bleuler [33]; идеи «континуальности» психических и психопатологических феноменов были близки и крупнейшим представителям психоаналитических течений (S. Freud [34], K.G. Jung [35], A. Adler [36]).
7 r в популяционной генетике является символом уровня популяционного роста (число рождений минус число смертей), K произошло от «carrying capacity», понятия, символизирующего тот предел, который среда может выдержать, существуя с максимальным количеством популяции [51, 52].
8 Так называемая HEXACO модель структуры личности, в которой буквы аббревиатуры на английском обозначают честность, эмоциональность, экстраверсию, «приятность» (agreeableness, также переводимую как «доброжелательность»), сознательность и открытость опыту.

Конфликт интересов
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Conflict of interest
The authors declare no conflicts of interest.

Информация об авторах
Пятницкий Николай Юрьевич, кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отдела медицинской психологии ФГБНУ «Научный центр психического здоровья» Министерства науки и высшего образования Российской Федерации, Москва, Россия, 
ORCID ID 0000-0002-2413-8544 E-mail: piatnits09@mail.ru

Абрамова Лилия Ивановна, д.м.н., ведущий научный сотрудник отдела по изучению эндогенных психических расстройств и аффективных состояний, ФГБНУ «Научный центр психического здоровья» Министерства науки и высшего образования Российской Федерации, Москва, Россия; https://orcid.org/0000-0003-4397-924X E-mail: L_Abramova@rambler.ru

Information about the authors
Nikolay Yu. Pyatnitskiy, MD, PhD, Cand. of Sci. (Med.), Leading scientific worker of Medical Psychology Department, FSBSI “Mental Health Research Centre” of the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation Moscow, Russia, 
ORCID ID 0000-0002-2413-8544 E-mail: piatnits09@mail.ru

Liliya I. Abramova, MD, PhD, the leading researcher of the department of endogenous mental disorders and affective states of FSBSI “Mental Health Research Centre” of the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation, Moscow, Russia.  e-mail: L_Abramova@rambler.ru