Психиатрия Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина
Психиатрия Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина
№01 2011
Еще раз о биографической амнезии №01 2011
Номера страниц в выпуске:51-52
Прежде всего нам хотелось бы поблагодарить коллегу В.Г.Остроглазова [9], выступившего на страницах настоящего журнала с критикой нашей публикации, посвященной обсуждению проблемы биографической амнезии. Проходящая полемика, на наш взгляд, интересна и ее следует продолжить, поскольку она пока не завершена, имеются противоречивые суждения и некоторое непонимание.
Once again about biographical amnesia
E.A.Grigorieva, L.K.Khokhlov
State Medical Academy, Yaroslavl. Dept. of psychiatry and medical psychology
Прежде всего нам хотелось бы поблагодарить коллегу В.Г.Остроглазова [9], выступившего на страницах настоящего журнала с критикой нашей публикации, посвященной обсуждению проблемы биографической амнезии. Проходящая полемика, на наш взгляд, интересна и ее следует продолжить, поскольку она пока не завершена, имеются противоречивые суждения и некоторое непонимание.
Это непонимание касается уже терминологии. В.Г.Остроглазов пишет, что биографическую амнезию мы «с иронией или всерьез» «окрестили эпохальной амнезией» [9]. Приведем выдержки из различных источников. «Амнезия эпохальная: возникает обычно вследствие шоковых состояний и тотальной утраты памяти на события длительных периодов прошлого – месяцы, годы, иногда на всю предшествующую жизнь» [1]. «Эпохальная амнезия (от греч. «epoche» – длительный период времени) – выпадение памяти на воспоминания о собственной жизни. Иными словами, это утрата биографической памяти о различных периодах своей жизни. Возникает вследствие шоковых состояний, проходит спустя разные промежутки времени, чему могут способствовать сеансы гипносуггестии» [6].
Теперь сделаем экскурс в очень далекое прошлое – обратимся к книге П.Жане «Неврозы и фиксированные идеи», изданной в 1898 г. на французском, а в 1903 г. – на русском языке. В главе «Непрерывная амнезия» П.Жане утверждает: «…ею уничтожаются все воспоминания за какую-нибудь эпоху жизни» [5]. То есть еще у П.Жане имеется обозначение, близкое термину «эпохальная амнезия».
Если говорить о терминологии, применяемой в отношении обсуждаемой здесь патологии, то обозначения «глобальная, генерализованная, распространенная, полная, полная ретроградная амнезия» не хуже и не лучше терминов «эпохальная, биографическая, автобиографическая амнезии, аутоперсонамнезии». Ведь по большому счету значительная часть психопатологических феноменов, если не все, так или иначе автобиографические, аутоперсональные. И с этих позиций, может быть, нужно говорить не об автобиографической амнезии, а об амнезии автобиографии, амнезии всей прошлой жизни.
По В.Г.Остроглазову, термин «аутоперсонамнезия» указывает на сущность понятия: это не нарушение памяти, а тотальная деперсонализация. Центральный феномен здесь – переживание, идея «забвения собственной личности при сохранности «сознания Я», по К.Ясперсу» [9]. То есть точка зрения автора аналогична тем взглядам, которые не раз высказывались в литературе в отношении галлюцинаций: галлюцинаторные голоса – не мнимовосприятие (больные ничего не слышат); это патологическая идея о наличии голосов.
Однако возвратимся к понятию тотальной деперсонализации, этой патологии самосознания. При ней отчуждению одновременно подвергаются разные сферы «Я» [7]. Однако больные с аутоперсонамнезией жалуются не на потерю, отчуждение своего «Я», а на потерю памяти, и демонстрируют ее нарушение. Это не синдром деперсонализации [4], а синдром амнезии – синдром, который, как и любой симптомокомплекс, может наблюдаться в рамках различных болезней и иметь при этом отражающие нозологию различия в клинических проявлениях. Об этом мы говорили и в предшествующей статье; и не понятно, почему В.Г.Остроглазов приписывает нам точку зрения, что причиной этого явления мы считаем только социальные факторы, психогении. И при шизофрении возможно появление (под влиянием интеркуррентных факторов) грубых нарушений памяти типа амнезии, а также развитие истерических картин. И почему в каких-то обстоятельствах при этом не может возникнуть диссоциативная амнезия? Существует коморбидность. И возникает ситуация (при наших противоречиях в диагностике), когда пациенту в одной психиатрической клинике опытными клиницистами поставлен диагноз шизофрении, синдром аутоперсонамнезии, а в другой, тоже опытными специалистами – диагноз биографической амнезии экзогенно-органической природы. Добавим к изложенному, что больные с патологической продукцией (бредом воздействия и тому подобное) могут и нарушения памяти связывать с вмешательством преследователей. И мы в первой статье о биографической амнезии привели пример пациента с бредоподобными фантазиями, который объяснял возникновение амнезии посторонним влиянием. Но это еще не говорит о наличии тотальной деперсонализации.
Автор хотя и говорит о том, что не стоит пытаться с ходу выделять новое конкретное психическое заболевание в форме аутоперсонамнезии, но называет аутоперсонамнезию не только синдромом, но и психическим расстройством. По нынешним понятиям, психическое расстройство – это скорее синоним психической болезни. Если это синдром в рамках уже известной болезни, то тогда возможна шифровка по МКБ-10. А коллега считает, что здесь по МКБ-10 с диагностикой не определишься: «Пора осознать, что аутоперсонамнезия – клинико-психопатологическая проблема. Метод, то есть путь ее исследования – клинико-психопатологический» [9]. Никто в этом не сомневается. Мы же сомневаемся лишь в том, что клинико-психопатологический метод – это одно только психопатологическое исследование. А судя по эпиграфу к статье, для В.Г.Остроглазова это именно так. Клинико-психопатологический метод – это более широкое понятие. Напомним, что уже давно психическое расстройство (болезнь) определяется как общее нарушение жизнедеятельности организма с обязательным и преобладающим поражением головного мозга и его функции – психический деятельности. Сейчас XXI век, и возникающие проблемы нужно решать с использованием всех адекватных современных методов исследования наряду с тщательным клинико-психопатологическим исследованием.
Скажем, идентификация нового для нашего времени заболевания СПИД была осуществлена вначале чисто клинически, что позволило заключить: «в период, когда медицина становится все более техничной, клиника сохраняет все свои права» [8]. Но более четко и природа, и клинические границы этой формы патологии были определены после открытия возбудителя (вируса) болезни.
Другой пример в отношении возможностей чисто клинических подходов выглядит менее удачным. После I Мировой войны в Европе (в том числе в России) возникла зародившаяся в Вене эпидемия (заболели 10 млн человек) летаргического (эпидемического) энцефалита – неизвестного ранее заболевания. Наряду с лихорадкой нередко наблюдались в структуре делирия галлюцинации, бред
(в остром периоде), а затем через несколько месяцев или лет – гипокинезия. Заговорили было о кататонии, об эпидемии шизофрении [3], но дальнейшие исследования (не только клинические, но и морфологические) позволили доказать энцефалитический характер болезни, хотя вирус и остался неизвестным. Скованность оценили как паркинсонизм, результат избирательного поражения подкорковых образований.
Коллега упрекает нас в том, что мы не считаем проблемой проблему биографической амнезии, хотя мы этого не утверждали. Мы лишь не считаем эту проблему «новейшей в истории психиатрии», поскольку она имеет уже достаточно продолжительную историю. В настоящее время, учитывая подъем заболеваемости этой формой патологии в нашей стране, проблема заключается отчасти в том, какие условия явились причиной этой вспышки и какова социальная значимость этого явления. А последняя здесь велика, если верны сведения, приводимые автором: «количество больных биографической амнезией исчисляется десятками и сотнями» [9]. Значит, это если не эпидемическая, то эндемическая вспышка, так напоминающая психические эпидемии давних лет, психосоциальные эпидемии, по другой терминологии (кстати, о неком подобии психических эпидемий в нашей стране сообщалось и в последние два десятилетия – «отшельники» с самоизоляцией в ожидании конца света). Автор пишет, что публикация нашей предшествующей статьи – это показатель выхода проблемы за пределы Москвы. Но если заболеваемость биографической амнезией имеет столь высокий уровень
(а болезнь тяжелая, больные при этом обнаруживают отсутствие памяти на весь период жизни) – это проблема, которая должна получить большой социальный резонанс, вызвать тревогу в обществе, у руководителей здравоохранения; адекватными должны быть мероприятия по исследованию этой патологии. По нашему мнению, здесь необходим анализ и социальных факторов, о роли которых в происхождении психопатологии автор отозвался очень пренебрежительно и сделал при этом не совсем корректный экскурс в исследования П.Б.Ганнушкина.
Закончим наше сообщение двумя цитатами по вопросу о социогенезе психических нарушений. Одна – из монографии о психопатиях П.Б.Ганнушкина, другая – из статьи шведского исследователя В.Рутца. П.Б.Ганнушкин писал: «В нашей работе, однако, совершенно отсутствует историческая динамика психопатий; иными словами, нами совершенно не затронут и даже не поставлен вопрос о том, какие типы психопатий и в какой степени выявляются в тот или иной отрезок времени, в ту или другую эпоху. …Такого рода исследования еще более подкрепили бы положения, что сила конституциональной психопатии зависит от социальной среды в широком смысле этого слова» [2].
А вот мнение В.Рутца: «Таким образом, если мы посмотрим на страны, проходящие через период перемен в масштабе Европы, то можно выделить «синдром сообщества», который тесно связан со стрессовой нагрузкой в соответствующих обществах. Этот синдром усиливается при продолжении изменений, вызывающих стресс, и уменьшается при возвращении надежды, предсказуемости и уверенности в завтрашнем дне… Синдром сообщества включает в себя депрессию, а также расстройства и смерти, связанные со стрессом, например суициды и аутодеструктивный образ жизни, насилие и агрессию, в том числе домашнее насилие, болезненность и смертность от сердечно-сосудистых расстройств, алкогольную и наркотическую зависимость, поведение, связанное с риском несчастных случаев на работе и транспортных происшествий; это также рост апатии и потеря моральных и этических ценностных ориентиров и нарастание в обществе признаков ˮморального безумияˮ» [10].
E.A.Grigorieva, L.K.Khokhlov
State Medical Academy, Yaroslavl. Dept. of psychiatry and medical psychology
Прежде всего нам хотелось бы поблагодарить коллегу В.Г.Остроглазова [9], выступившего на страницах настоящего журнала с критикой нашей публикации, посвященной обсуждению проблемы биографической амнезии. Проходящая полемика, на наш взгляд, интересна и ее следует продолжить, поскольку она пока не завершена, имеются противоречивые суждения и некоторое непонимание.
Это непонимание касается уже терминологии. В.Г.Остроглазов пишет, что биографическую амнезию мы «с иронией или всерьез» «окрестили эпохальной амнезией» [9]. Приведем выдержки из различных источников. «Амнезия эпохальная: возникает обычно вследствие шоковых состояний и тотальной утраты памяти на события длительных периодов прошлого – месяцы, годы, иногда на всю предшествующую жизнь» [1]. «Эпохальная амнезия (от греч. «epoche» – длительный период времени) – выпадение памяти на воспоминания о собственной жизни. Иными словами, это утрата биографической памяти о различных периодах своей жизни. Возникает вследствие шоковых состояний, проходит спустя разные промежутки времени, чему могут способствовать сеансы гипносуггестии» [6].
Теперь сделаем экскурс в очень далекое прошлое – обратимся к книге П.Жане «Неврозы и фиксированные идеи», изданной в 1898 г. на французском, а в 1903 г. – на русском языке. В главе «Непрерывная амнезия» П.Жане утверждает: «…ею уничтожаются все воспоминания за какую-нибудь эпоху жизни» [5]. То есть еще у П.Жане имеется обозначение, близкое термину «эпохальная амнезия».
Если говорить о терминологии, применяемой в отношении обсуждаемой здесь патологии, то обозначения «глобальная, генерализованная, распространенная, полная, полная ретроградная амнезия» не хуже и не лучше терминов «эпохальная, биографическая, автобиографическая амнезии, аутоперсонамнезии». Ведь по большому счету значительная часть психопатологических феноменов, если не все, так или иначе автобиографические, аутоперсональные. И с этих позиций, может быть, нужно говорить не об автобиографической амнезии, а об амнезии автобиографии, амнезии всей прошлой жизни.
По В.Г.Остроглазову, термин «аутоперсонамнезия» указывает на сущность понятия: это не нарушение памяти, а тотальная деперсонализация. Центральный феномен здесь – переживание, идея «забвения собственной личности при сохранности «сознания Я», по К.Ясперсу» [9]. То есть точка зрения автора аналогична тем взглядам, которые не раз высказывались в литературе в отношении галлюцинаций: галлюцинаторные голоса – не мнимовосприятие (больные ничего не слышат); это патологическая идея о наличии голосов.
Однако возвратимся к понятию тотальной деперсонализации, этой патологии самосознания. При ней отчуждению одновременно подвергаются разные сферы «Я» [7]. Однако больные с аутоперсонамнезией жалуются не на потерю, отчуждение своего «Я», а на потерю памяти, и демонстрируют ее нарушение. Это не синдром деперсонализации [4], а синдром амнезии – синдром, который, как и любой симптомокомплекс, может наблюдаться в рамках различных болезней и иметь при этом отражающие нозологию различия в клинических проявлениях. Об этом мы говорили и в предшествующей статье; и не понятно, почему В.Г.Остроглазов приписывает нам точку зрения, что причиной этого явления мы считаем только социальные факторы, психогении. И при шизофрении возможно появление (под влиянием интеркуррентных факторов) грубых нарушений памяти типа амнезии, а также развитие истерических картин. И почему в каких-то обстоятельствах при этом не может возникнуть диссоциативная амнезия? Существует коморбидность. И возникает ситуация (при наших противоречиях в диагностике), когда пациенту в одной психиатрической клинике опытными клиницистами поставлен диагноз шизофрении, синдром аутоперсонамнезии, а в другой, тоже опытными специалистами – диагноз биографической амнезии экзогенно-органической природы. Добавим к изложенному, что больные с патологической продукцией (бредом воздействия и тому подобное) могут и нарушения памяти связывать с вмешательством преследователей. И мы в первой статье о биографической амнезии привели пример пациента с бредоподобными фантазиями, который объяснял возникновение амнезии посторонним влиянием. Но это еще не говорит о наличии тотальной деперсонализации.
Автор хотя и говорит о том, что не стоит пытаться с ходу выделять новое конкретное психическое заболевание в форме аутоперсонамнезии, но называет аутоперсонамнезию не только синдромом, но и психическим расстройством. По нынешним понятиям, психическое расстройство – это скорее синоним психической болезни. Если это синдром в рамках уже известной болезни, то тогда возможна шифровка по МКБ-10. А коллега считает, что здесь по МКБ-10 с диагностикой не определишься: «Пора осознать, что аутоперсонамнезия – клинико-психопатологическая проблема. Метод, то есть путь ее исследования – клинико-психопатологический» [9]. Никто в этом не сомневается. Мы же сомневаемся лишь в том, что клинико-психопатологический метод – это одно только психопатологическое исследование. А судя по эпиграфу к статье, для В.Г.Остроглазова это именно так. Клинико-психопатологический метод – это более широкое понятие. Напомним, что уже давно психическое расстройство (болезнь) определяется как общее нарушение жизнедеятельности организма с обязательным и преобладающим поражением головного мозга и его функции – психический деятельности. Сейчас XXI век, и возникающие проблемы нужно решать с использованием всех адекватных современных методов исследования наряду с тщательным клинико-психопатологическим исследованием.
Другой пример в отношении возможностей чисто клинических подходов выглядит менее удачным. После I Мировой войны в Европе (в том числе в России) возникла зародившаяся в Вене эпидемия (заболели 10 млн человек) летаргического (эпидемического) энцефалита – неизвестного ранее заболевания. Наряду с лихорадкой нередко наблюдались в структуре делирия галлюцинации, бред
(в остром периоде), а затем через несколько месяцев или лет – гипокинезия. Заговорили было о кататонии, об эпидемии шизофрении [3], но дальнейшие исследования (не только клинические, но и морфологические) позволили доказать энцефалитический характер болезни, хотя вирус и остался неизвестным. Скованность оценили как паркинсонизм, результат избирательного поражения подкорковых образований.
Коллега упрекает нас в том, что мы не считаем проблемой проблему биографической амнезии, хотя мы этого не утверждали. Мы лишь не считаем эту проблему «новейшей в истории психиатрии», поскольку она имеет уже достаточно продолжительную историю. В настоящее время, учитывая подъем заболеваемости этой формой патологии в нашей стране, проблема заключается отчасти в том, какие условия явились причиной этой вспышки и какова социальная значимость этого явления. А последняя здесь велика, если верны сведения, приводимые автором: «количество больных биографической амнезией исчисляется десятками и сотнями» [9]. Значит, это если не эпидемическая, то эндемическая вспышка, так напоминающая психические эпидемии давних лет, психосоциальные эпидемии, по другой терминологии (кстати, о неком подобии психических эпидемий в нашей стране сообщалось и в последние два десятилетия – «отшельники» с самоизоляцией в ожидании конца света). Автор пишет, что публикация нашей предшествующей статьи – это показатель выхода проблемы за пределы Москвы. Но если заболеваемость биографической амнезией имеет столь высокий уровень
(а болезнь тяжелая, больные при этом обнаруживают отсутствие памяти на весь период жизни) – это проблема, которая должна получить большой социальный резонанс, вызвать тревогу в обществе, у руководителей здравоохранения; адекватными должны быть мероприятия по исследованию этой патологии. По нашему мнению, здесь необходим анализ и социальных факторов, о роли которых в происхождении психопатологии автор отозвался очень пренебрежительно и сделал при этом не совсем корректный экскурс в исследования П.Б.Ганнушкина.
Закончим наше сообщение двумя цитатами по вопросу о социогенезе психических нарушений. Одна – из монографии о психопатиях П.Б.Ганнушкина, другая – из статьи шведского исследователя В.Рутца. П.Б.Ганнушкин писал: «В нашей работе, однако, совершенно отсутствует историческая динамика психопатий; иными словами, нами совершенно не затронут и даже не поставлен вопрос о том, какие типы психопатий и в какой степени выявляются в тот или иной отрезок времени, в ту или другую эпоху. …Такого рода исследования еще более подкрепили бы положения, что сила конституциональной психопатии зависит от социальной среды в широком смысле этого слова» [2].
А вот мнение В.Рутца: «Таким образом, если мы посмотрим на страны, проходящие через период перемен в масштабе Европы, то можно выделить «синдром сообщества», который тесно связан со стрессовой нагрузкой в соответствующих обществах. Этот синдром усиливается при продолжении изменений, вызывающих стресс, и уменьшается при возвращении надежды, предсказуемости и уверенности в завтрашнем дне… Синдром сообщества включает в себя депрессию, а также расстройства и смерти, связанные со стрессом, например суициды и аутодеструктивный образ жизни, насилие и агрессию, в том числе домашнее насилие, болезненность и смертность от сердечно-сосудистых расстройств, алкогольную и наркотическую зависимость, поведение, связанное с риском несчастных случаев на работе и транспортных происшествий; это также рост апатии и потеря моральных и этических ценностных ориентиров и нарастание в обществе признаков ˮморального безумияˮ» [10].
Список исп. литературыСкрыть список1. Блейхер В.М., Крук И.В. Толковый словарь психиатрических терминов. Воронеж: Модэк, 1995; с. 640.
2. Ганнушкин П.Б. Избранные труды. Медицина. М., 1964; с. 291.
3. Гаррабе Ж. История шизофрении. М., 2000; с. 303.
4. Григорьева, Е.А. Хохлов Л.К., Дьяконов А.Л. Психопатология: симптомы и синдромы. Ярославль, 2007; с. 228.
5. Жане П. Неврозы и фиксированные идеи. СПб., 1902; с. 425.
6. Жмуров В.А. Психические нарушения. М.: Мед-пресс-информ, 2008; с. 1015.
7. Жмуров В.А. Большой толковый словарь терминов психиатрии. Элиста: Джангар, 2010; с. 863.
8. Куперник К. Близорукий свидетель. Взгляд на СПИД. Киев: Сфера, 1997; с. 153.
9. Остроглазов В.Г. К комментариям ярославских коллег. Психиатрия, психофармакотерапия. 2010; 12 (5): 36–8.
10. Рутц В. Проблема содействия психическому здоровью во времена перемен. Социальная и клиническая психиатрия. 2007; 17 (2): 102.