Психиатрия Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина
№01 2025

Evolutionary Theory of Instinct and Its "Deviations":

From Charles Darwin to the Concepts of Vladimir Aleksandrovich Wagner

N.Yu. Pyatnitskiy

FSBSI «Mental Health Research Center», Moscow, Russia

Abstract

The doctrine of instinct is one of the "cornerstones" of the evolutionary approach in psychology and psychiatry. At the same time, in modern psychological and psychiatric literature, the understanding of instinct and its deviations, the importance of instinct in the life of humans and animals is insufficiently covered. If Charles Darwin's doctrine of instinct seems relatively well-known, the doctrine of instinct developed by the founder of comparative (or bio-) psychology in Russia, Vladimir Aleksandrovich Wagner, who has been "hushed up" in Russian literature for several decades since the 1930s, remains practically unknown to major part of modern domestic psychologists and psychiatrists. His concepts were in many ways ahead of the evolutionary concepts of behavior and its "disorders" of foreign English-language schools of evolutionary psychology and psychiatry created much later. When comparing Darwin's and Wagner's concepts of instincts, it is noteworthy that Charles Darwin did not give a clear definition of the concept of instinct, while V.A. Wagner defined instinct as "innate knowledge"; Darwin spoke of frequent "errors" of instinct, Wagner - of the extreme accuracy of instincts (errors can occur only due to the imperfection of the organs of perception, and not instinct). Darwin proceeded from the principle of anthropomorphism in describing the behavior of lower mollusks, reptiles, insects, some representatives of the last he did not deny amazing intelligence, Wagner found the anthropomorphic approach to interpreting the behavior of insects and lower vertebrates unfounded, and in the insects, from the intelligent abilities, he noted only "topographical" memory in beetles, bees, flies and dragonflies; Darwin relied on Lamarck's idea of the heritability of acquired characteristics (including instincts), he was not familiar with Gregor Mendel’s works on heredity; Wagner proceeded from the position of the innateness of instinct, and explained changes in instinct either by "fluctuations" or mutations that, if useful, are fixed by natural selection.

Key words: evolutional psychology and psychiatry, biopsychology, instinct, reflexes, V.A. Wagner.

For citations: N.Yu. Pyatnitskiy. Evolutionary Theory of Instinct and Its "Deviations": From Charles Darwin to the Concepts of Vladimir Aleksandrovich Wagner.

Psychiatry and psychopharmacotherapy. 2025; 1: 65–73. DOI: 10.62202/2075-1761-2025-27-1-65-73

Памяти профессора Петра Викторовича Морозова

Учение об инстинкте является одним из «краеугольных камней» эволюционного подхода в области психологии и психиатрии. При этом основатель этого подхода, Чарлз Дарвин, хотя достаточно полно изложил свою концепцию инстинкта в трех монографиях: «Происхождение видов» [1-3], «Происхождение человека и половой отбор» [4-7], «О выражении эмоций у человека и животных» [8-10], а также в изданной посмертно главе «Об инстинкте» [11] (первоначально исключенной Дарвином из «Происхождения видов»), так и не сформулировал четкого определения понятия «инстинкт». В «Происхождении видов» Чарлз Дарвин [1-3] говорил об отсутствии «универсальной характеристики понятия инстинкт» и ссылался на Фридриха Кювье2 [цит. по 12], сравнивающего инстинкт с привычкой. Хотя такое сопоставление, по мнению Дарвина, и не отражает происхождения инстинкта, но отражает психическое состояние, при котором «привычные действия выполняются нами совершенно бессознательно и нередко прямо вопреки нашему сознательному желанию, хотя и могут быть модифицированы волей и рассудком» [1-3]. Также Дарвин говорил об инстинкте как о «врожденной тенденции к произведению совокупности сложных действий», что соответствует определению инстинкта

H. Spencer [13] в качестве «сложного рефлекторного действия» (compound reflex action). H. Spencer также определял инстинкт как «комбинацию впечатлений, сопровождающуюся комбинацией контракций»; чем «выше» инстинкт, тем сложнее такие комбинации. H. Spencer полагал, что «высшие» формы инстинктов сопровождаются «рудиментарным сознанием» и, в отличие от рефлекторных действий инстинктивные действия являются ответом на более комплексные и специальные феномены внешней среды.

В «Происхождении видов» Чарлз Дарвин подробно остановился на трех инстинктах «животного царства»: инстинкте кукушки, рабовладельческом инстинкте муравьев и строительном инстинкте медоносной пчелы [3]. По эволюционной теории Дарвина вариации инстинктов и естественный отбор приводят к наследственной передаче наиболее «приспособленных» инстинктов, «все качества живого организма, включая и инстинкты, развиваются в направлении «совершенства», однако при медленном формировании инстинктов некоторые из них ведут к ошибкам и являются «несовершенными». В фундаментальном труде «Происхождение человека» Чарлз Дарвин отмечал, что человек обладает общими с животными инстинктами самосохранения, половой и материнской любви, но количество инстинктов у человека значительно меньше, чем у животных3 [6]. При этом насекомые, обладающие наиболее «изумительными» инстинктами, согласно Дарвину, и «умственно наиболее развиты». Животные испытывают «борьбу между инстинктами» (например, подавление материнского инстинкта инстинктом миграции), человек – борьбу между мотивами; животные способны испытывать удовольствие уже только от проявлений инстинктов, которым они следуют, в другое время, ради определенного блага (так, например, самцы птиц продолжают петь и после того, когда проходит пора «ухаживаний», ради собственного удовольствия).

Поскольку Дарвин исходил из положения Ламарка о наследуемости приобретенных привычек [15, 16], то, согласно дарвиновской теории образования инстинктов, действия, бывшие вначале намеренными, становятся в последующих поколениях инстинктивными. Существующий у человека и у некоторых животных инстинкт «оказывать помощь» (относимый Дарвином в группу «общественных» инстинктов) основывался на расчете на последующую ответную помощь, при этом у человека «альтруистические» поступки приобрели более сложную мотивационную и рациональную подоплеку, и могли обуславливаться стремлением к славе и похвале. В монографии «Выражение эмоций у человека и животных» «инстинкты» и «рефлексы» понимаются Дарвином как не полностью идентичные, но сходные действия у животных, необязательно сопровождающиеся ощущениями или сознанием [10]. В изданной посмертно главе «Об инстинкте» Чарлз Дарвин [11] уделил особое внимание у животных инстинкту «странствования» («миграционный», «кочевой» инстинкт) и его изменчивости у птиц и копытных, и его утрачиванию. При этом Дарвин предлагал различать инстинкт, побуждающий «перемещаться в определенных направлениях», от «неизвестных способов» инстинктивной ориентировки и нахождения верного пути, а также от способности приурочивать миграцию к определенному времени. В отношении инстинктивного страха животных перед человеком Дарвин полагал, что он приобретается в естественном состоянии и утрачивается при одомашнивании, при этом доверчивость животных не есть их «общая черта», а относится исключительно к человеку. В странах давно обитаемых, где животные приобрели сильную степень общего и инстинктивного страха, животные могут «выучивать» различные предосторожности «друг у друга» и даже у животных другого вида. Таким образом, по Дарвину [11], страх может быть и приобретенным, и инстинктивным. Важным Дарвин находил и инстинкт «притворяться мертвым», особенно распространенный среди насекомых, которых можно расположить в сплошном ряду от тех, кто притворяются мертвыми на секунду, до тех, кто притворяются неподвижными очень долго, «до двадцати трех минут». При этом Дарвин отмечал, что положение тела «притворщиков» никогда не было тождественно положению тела действительно мертвых насекомых. К более сложным инстинктам Дарвин относил строительство гнезд у птиц и жилищ – у прочих видов животных, отмечая при этом, что некоторые птицы охотно пользуются гнездами других видов (так, например, стрижи – гнездами воробьев, воробьи – гнездами ласточек); многие млекопитающие живут в норах, устраиваемых другими животными, и лишь в случаях, когда не находят чужой норы, выкапывают ее сами. Cогласно Дарвину, инстинкт гнездования у птиц довольно изменчив в зависимости от условий окружающей среды (многие птицы не садятся на яйца, если температура окружающей среды достаточно высока), и «ум» птицы также играет некоторую роль в случаях изменений устройства гнезда, обусловленных преследованиями или удобствами (так, например, сорока для гнездования может выбирать особо тонкие деревья, на которые бывает невозможно взобраться ни человеку, ни относительно крупному хищнику). Те случаи, когда птица то вьет гнезда, то откладывает их на голую землю, Дарвин [11] называет «двойным инстинктом», а не изменениями первоначального (так, например, «двойным» инстинктом Дарвин объясняет различный характер материалов для гнезда, его расположения, и даже его вида у славки в осенний и весенний период выведения птенцов, отмечая, что существуют инстинкты, вступающие в жизнь животного только раз в определенном периоде (например, сложная цепь действий, предшествующих превращению гусеницы в бабочку).

Возможность наличия инстинкта, приводящего к собственному вреду или гибели животного, Дарвин отрицает, поскольку это противоречило бы теории естественного отбора. Инстинкты, не имеющие существенной важности для борьбы за существование, не могут ни развиваться, ни изменяться путем естественного отбора; инстинкты, не приносящие какой-либо пользы животному, Дарвин называет «случайными». Вся природа, согласно Чарлзу Дарвину [11], «наполнена борьбой между двумя противоположными инстинктами: у одних – избежать врага, у других – поймать добычу». По Дарвину, если инстинкт паука превосходен, то инстинкт мухи, попадающей в его сеть, оказывается менее совершенным. Он отмечает, что редкие и случайные опасности вообще не избегаются; там, где опасность ведет к смерти, – если из страданий одних не вынесено уроков их пережившими, – охранительный инстинкт, по-видимому, не развивается. Согласно Дарвину, когда миграционный инстинкт «обманывает» животных, они погибают. Инстинкт, заставляющий леммингов, белок, горностаев, собираться в стаи и переселяться через реки и озера, где они гибнут в массовом количестве – при том, что обычно «кочевой» инстинкт этим животным несвойственен (подобные инстинкты встречаются и у насекомых, в «норме» не проявляющих ни общественных, ни переселенческих инстинктов, в результате таких миграций они массово гибнут в море), – по Дарвину, возможно, соответствует у человека «чувству, заставляющему искать в беде и горе людского общества». Полезность некоторых «жестоких» инстинктов животных: когда, например, не только в стае волков, но и в стаде травоядных животных раненый зверь рвется стадом на куски (так и голуби могут нападать на больного сородича), Дарвин ставит под сомнение, хотя и приводит ему объяснение, отмечая, что «раненые товарищи могут навлечь опасность на все стадо». К «ошибкам» инстинктов, согласно Чарлзу Дарвину [11], относятся и случаи откладывания двух яиц кукушкой в гнездо приемных родителей (при этом один кукушонок обрекается матерью на гибель), и откладывание мухами яиц в вещества, непригодные для корма личинок, и нередкое убийство лисицей и другими плотоядными животными большего количества добычи, чем могут съесть или унести с собой. В заключении своей неопубликованной при жизни главы об инстинкте Дарвин [11], перечисляя различные проявления «жестоких» инстинктов животных: выбрасывание кукушонком других птенцов из гнезда, захват муравьями рабов, кормящихся за счет живых тел своей добычи личинок перепончатокрылых наездников, игру кошек с мышами и поедание выдрами рыбы живьем, видит в них частное выражение «великого общего закона, ведущего к совершенствованию всех органических существ»: плодитесь, изменяйтесь, пусть живет сильнейший, пусть умрет слабейший». При отсутствии четкого определения «инстинкта», Чарлз Дарвин основал концепцию естественного отбора индивидуумов с теми вариациями инстинктов, которые оказываются «полезными» для существования (повышающими адаптацию) в условиях меняющейся окружающей среды.

Иначе подошел к основанию собственной концепции инстинктивного поведения животных и человека основатель отечественной «биопсихологии» В.А. Вагнер [12, 17-20]. Прежде чем предложить определение понятию инстинкта, В.А. Вагнер [17] отмечает, что в европейской науке еще Аристотель [21] – как впоследствии и Чарлз Дарвин, систематически использовавший антропоморфные аналогии в оценке поведения даже «низших» животных, начиная от слизней, – рассматривал животных как существ, обладающих психическими способностями, «соседственными и аналогичными» психическим способностям людей. Среди «стадных» животных Аристотель выделял «общественных» – на основе критерия «выполнения общего дела», и в ряд «общественных животных» включал человека, пчелу, осу, муравья и журавля. Он отмечал, что некоторые общественные животные находятся под властью «вождя» (журавль и пчелы), а другие (в частности, муравьи) – «безначальны». В отношении «нрава» животных Аристотель отмечал, что одни кротки, печальны и не склонны к возмущению (корова), другие злобны, агрессивны и не склонны к обучению (дикая свинья), третьи благоразумны и боязливы (олень и заяц), что «лошадиный род склонен к любви», голуби «воинственны» и т.д. При этом, по Аристотелю, многие животные обладают памятью и способностью к обучению (а самым разумным является слон), но «рассуждать» может только человек. В.А. Вагнер [17] подчеркивает, что именно воззрения Аристотеля привели в XVIII-XIX веке к формированию начал «сравнительной психологии» такими естествоиспытателями, как де Бюффон [22-28] (занимавшегося, преимущественно, млекопитающими) и de Reaumur [29-34] (исследовавшего поведение насекомых).

Швейцарский естествоиспытатель A. Haller [цит. по 17] отмечал, что животные, по природе своей, не нуждаются ни в каком обучении, и все свои искусные действия выполняют «вследствие игры инстинкта»; пчелам, паукам и муравьям не нужно ни обучения, ни опытности, чтобы устраивать соты, паутину и подземные ходы. Одновременно с A. Haller профессор философии Гамбургской Академии и член Петербургской Имперской Академии Наук H.S. Reimar, более известный своими работами в области философии религии, в труде «Физические и моральные наблюдения над инстинктом животных» (1770 г.)4 [35, 36] выделяет основную характеристику инстинкта: «все действия, которые предшествуют опыту и которые животные побуждаются исполнять одинаковым образом тотчас после рождения, независимо от намерения, размышления и изобретательности». Хотя H.S. Reimar [35, 36] допускает у животных способности к ощущению, смутному представлению, памяти и даже к воображению, он полностью отрицает у них способность к разумной деятельности. После этого французский философ E.B. De Condillac [37] рассматривал инстинкт как «редукцию» разумных способностей, аналогично превращению разумных действий в привычку, а C.G. Leroy [38] – наоборот, полагал, что инстинкт является элементарной психической способностью, которая впоследствии превращается в разумные действия. При этом у С.G. Leroy животные чувствуют, вспоминают, сравнивают, судят и размышляют о своих действиях. В опубликованной в 1809 г. «Философии зоологии» Ж.-Б. Ламарк [15, 16] признает зависимость психики от нервной системы, и отмечает, что простейшим присуща «раздражимость», беспозвоночным – уже более сложный психический акт, «чувствительность», а позвоночным – сознательность (animaux intelligents), причем человек отличается от других позвоночных животных лишь степенью сознательности. Инстинкт, по Ламарку, не может иметь степеней, в противоположность разуму, и не может вести к ошибкам, поскольку не выбирает и не судит. В.А. Вагнер [17] отмечал, что Ламарк «ввел сравнительную психологию в общую систему научного биологического мировоззрения», но его тезисы «на долгое время были отодвинуты назад».

Так, например, следует отметить, что В.М. Бехтерев [39], в современной отечественной эволюционной психологии и психиатрии относимый к ее основателям [40, 41], говорил о «сознании, присущем всем животным», включая и простейших. В.М. Бехтерев [39] утверждал, что «сознание обнаруживается уже на самой ранней ступени животного царства, когда о существовании нервной системы не может быть и речи», и в качестве доказательства приводил описание процесса охоты инфузории одного вида, Didinium nasutum, на другую инфузорию, Paramaecium aurelium. Аргументом В.М. Бехтерева о существовании сознания у инфузорий служили их оригинальные способы ловли добычи и «движения, производимые по личному выбору». По его мнению, и более низшие простейшие, корненожки (Rhizopoda), обнаруживают явления, которые «немыслимо объяснить, не допустив у них в известной степени личного опыта, а следовательно, и сознания»; и амебам присуща «сознательная психическая деятельность». Даже низшие растительные организмы, согласно В.М. Бехтереву [39], «обладают известной степенью сознания», поскольку «целесообразность растительных движений свидетельствует об отдаленном действии сознательного начала»; у высших животных сознательная деятельность выполняется обособленной частью организма: нервной системой, у низших – «разлита по всем частям организма». Таким образом, по В.М. Бехтереву [39], простота организации одноклеточных организмов не исключает «более или менее значительного развития умственных способностей»; в организмах, обладающих нервной системой, «последняя принимает на себя все вообще психические отправления»; у животных с сегментарной нервной системой (медузы, морские звезды) «сознание разлито по всем нервным узлам». При этом некоторые виды животных с сегментарной нервной системой, по В.М. Бехтереву [39], превосходят в своем «умственном развитии» позвоночных животных: это называемые в то время «суставчатоногими» пчелы, муравьи и термиты (такое интеллектуальное «превосходство» В.М. Бехтерев объяснял высокой дифференцировкой сегментарной нервной системы и локализацией сознательной деятельности в большом грудном узле, являющегося «прототипом головного мозга позвоночных»). По мнению В.М. Бехтерева [39], «умственное развитие рыб и амфибий много ниже умственного развития пчел и муравьев». К объективным признакам «сознания» В.М. Бехтерев относил способности «различения и выбора», при этом рефлексы понимались им как «органические остатки сознательной работы», как «живые свидетели бывшей когда-то сознательной деятельности». В отношении психической деятельности человека В.М. Бехтерев полагал, что влияния особых центров мозговой коры на деятельность сосудов, сердца, желудка, кишечника в первоначальную эпоху развития организмов были сознательными процессами, и лишь с постепенным развитием организма сделались бессознательными, приходя к выводу по аналогии, что «все нервные процессы, в какой бы части мозга они не совершались, первоначально были сознательными». Следует отметить, что положения В.М. Бехтерева [39] о признаках «сознания» у простейших, при всей их фантастичности, в преформированном виде нашли своеобразное продолжение в разработанной R. Axelrod и W. Hamilton [42, 43] «теории игр» для «биологической реальности». Авторы исходили из того, что организм не нуждается в наличии мозга для употребления «стратегии». Даже бактерии способны «играть в игры», поскольку: 1) отвечают на селективные аспекты окружающей среды; 2) могут дифференцированно отвечать на то, что делают другие организмы вокруг них; 3) их стратегии поведения могут быть наследственными; 4) поведение бактерий может влиять на приспособленность окружающих их организмов, как и поведение других организмов способно изменять приспособленность бактерий. Но бактерии не могут «помнить» или «интерпретировать» комплекс последовательных изменений в прошлом. При движении вверх по «лестнице эволюции» «игровая» модель поведения становится разнообразнее.

C точки зрения В.А. Вагнера [17], воззрения В.М. Бехтерева относились в биопсихологии к «лагерю» «монизма сверху» (ad hominem), представители которого, исходя из положения, что в человеческой психике нет ничего, что бы не существовало в психике животных, начинали изучение психических явлений с человека и наделяли весь животный мир, «до инфузорий включительно», сознанием, волей и разумом. Другой «лагерь» ученых – представителей «монизма снизу» – уже не животных наделяли сложными психическими способностями человека, а человека сводили на уровень животного. Монизм от «простейших животных» совпадал в ряде своих заключений с физиологической школой, в частности, со школой Академика И.П. Павлова [44], с представителями которой В.А. Вагнер вел дискуссии в печати [45], указывая на невозможность решить проблемы сравнительной, или био-, психологии с помощью одного физиологического подхода. В.А. Вагнер [19] возражал и против антропоморфизма (не чуждого самому Дарвину, отмечавшему «эстетическое» чувство уже у насекомых [3]), исходя из положения, что психическая деятельность возможна только у животных с наличием нервной системы; и при этом подчеркивал «нетождественность» проявлений нервной системы у разных классов животных, ибо «чем точнее производятся исследования жизни животных, тем яснее выступают такие ее стороны, которые в понятие о разумной и сознательной деятельности не укладываются». Так, например, у насекомых и пауков В.А. Вагнер [19] не видел никаких оснований предполагать «сообразительность», «остроумие», или «наблюдательность», поскольку у них существует только «психология инстинктов».

В понятие «инстинкт» В. А. Вагнер [19] вкладывает несколько признаков, отличающих инстинктивную деятельность от разумной: 1) Врожденность: инстинкты наследуются подобно морфологическим признакам и не нуждаются ни в личном опыте, ни в научении. Об этом свидетельствуют наблюдения над животными, изолированными с первого дня их жизни – которым учиться и подражать было не у кого. На основе анализа поведения растущих шмелей и пауков В.А. Вагнер утверждал, что у них идет речь не о развитии психики, а о «смене одного инстинкта другим». Так, например, осы откладывают свои яички на тело пауков Theridium pictum (одни из представителей рода пауков-тенетников) в таком месте (над сердцем вблизи стебелька, соединяющего туловище с головой), с которого паук не может их удалить никакими усилиями. Когда из яичка осы выходит личинка, она погружает часть своих ротовых придатков в сердце паука и начинает высасывать его кровь, когда подрастет, быстро поедает внутренние органы и окукливается. Взрослые пауки Theridium при появлении осы в их паутине несмотря на то, что раньше ее никогда не видели, бросаются прочь из гнезда. Маленькие паучки, когда оса проникает в гнездо, не обращают на нее никакого внимания, как и оса на них, рыскающая в поисках взрослого паука, поскольку лишь размеры взрослой особи подходят для откладывания осой яиц. Как подчеркивал В.А. Вагнер, в тот период жизни, когда паучки могли бы научиться узнавать своего будущего врага, они в нем врага не видят и относятся к нему совершенно безразлично; а когда враг является врагом и учиться этому поздно, пауки уже в совершенстве знают, с кем имеют дело. Маленькие паучки обладают инстинктом самосохранения по отношению к «своим» врагам, которых хорошо знают, как взрослые своих. Так, при попадании в паутину очень крупного насекомого, движения которого могут причинить паучкам механическое повреждение, они стремительно «падают» вниз с нитью паутины. Повзрослев, они «забывают страхи» и смело бросаются на такую крупную добычу, как пчелы. Таким образом, по В.А. Вагнеру, одни «готовые» знания сменяются другими «готовыми» знаниями. Данные инстинкты для каждого данного возраста являются вполне совершенными. Пауки Epeira (пауки-крестовики) по выходу из яйца в течение продолжительного времени держатся вместе кучей (инстинкт самосохранения), при опасности они рассыпаются, как бисер. Напротив, молодые паучки-тарантулы, когда им ничего не угрожает, бродят по отдельности возле тела матери, во время опасности – взбираются на туловище матери, образуя компактную массу. Приходит время, когда мирное пребывание пауков рядом с друг другом прекращается и взамен инстинктов, державших «членов семьи» вместе, являются инстинкты «непримиримой вражды», или отношения к братьям и сестрам как к обычной «добыче». Согласно В.А. Вагнеру, подобные смены инстинктов присущи и высшим, позвоночным животным, с тою же законченностью и совершенством инстинктов. Так, например, первый инстинкт новорожденного ягненка – старание подняться на ноги, второй – сосание, а следующий – преследование всякого удаляющегося и бегство от всякого приближающегося объекта. 2) Другая характерная особенность инстинктивных действий состоит в том, что они по своему составу, порядку следования и биологическому значению шаблонно тождественны для всех особей одного вида. Так, например, оса-сфекс тащит в норку парализованного ею кузнечика за усик, если усики отрезать, то оса бросает свою добычу, и даже не пытается тащить кузнечика за лапку, поскольку «инстинкт точен». По В.А. Вагнеру [19], инстинктивная реакция «машинообразна», «инстинкт – знание действий», или, по другому определению В.А. Вагнера [20], «наследственное знание». Третья черта инстинктивной деятельности – это ее бессознательность. Какими бы мудрыми и целесообразными инстинктивные действия ни казались в нормальных условиях, они производятся животным без понимания их цели. Это становится очевидным при изменении «шаблона» обычной жизни. Так, например, В.А. Вагнер [19] искусственно удалял отложенные пауком тарантулом яички вместе с паутинной пленкой – и тарантул, при отсутствии яиц, все равно делал кокон и таскал его на своем теле. Четвертый признак – инстинктивной психической деятельностью обладают только те организмы, которые обладают и ее субстратом: нервной системой.

С точки зрения В.А. Вагнера [17], деятельность «общественных» насекомых никогда не сопровождается взаимопомощью и не заключает в себе никаких признаков сотрудничества, а представляет собой лишь работу многих особей одного вида в одном месте, при этом каждая особь работает по-своему. В результате такой работы получается нечто целое и единое лишь вследствие сходства инстинктов, «велению которых эти особи подчинены». Таким образом, по В.А. Вагнеру, работа так называемых общественных насекомых (муравьи, шмели) ничем не отличается от работы типично «одиночных» членистоногих, пауков. Шмели, работая сообща, больше мешают друг другу исполнять работу, нежели если бы каждый из них делал по отдельности. При ремонте гнезда, когда работающих шмелей много, они беспрестанно сбиваются, не кончают начатое, принимаются снова в другом месте и т.д. Часто приводимые в социологической, психологической и зоопсихологической литературе [14, 46-49] того времени сопоставления деятельности муравьев и человека, и указания на «разделение труда» в муравейнике, согласно В.А. Вагнеру, некорректны, поскольку группа «рабочих» и группа «солдат» у муравьев не имеет ничего общего с группами рабочих и солдат человеческого общества, у последних «сегодняшний солдат – завтра может быть рабочим», а у муравьев «рабочие» и «солдаты» являются особями с совершенно различной организацией, и рабочая особь неспособна выполнять функцию «солдата» (у нее иная морфологическая структура и инстинкты). Экономического разделения труда у муравьев, как доказывает В.А. Вагнер [17], тоже не существует, иначе «при той колоссальной затрате сил и энергии» муравьи строили бы не муравьиные кучи, а дворцы. Он полагал, что насекомые неспособны к научению, лишь у высших позвоночных период индивидуального развития той части психических способностей, которая включает разумные элементы, является периодом «личного научения и опыта». Так, молодые птицы под руководством старых птиц усваивают существующие в среде этих птиц данной местности «традиции», учатся приемам избегания опасности. Под «традицией» [50] подразумевается, что особь, родившаяся в группе животных, благодаря склонности к подражанию, усваивает определенный способ действий этой группы, передаваемый из рода в род (в жизни беспозвоночных традиции, согласно В.А. Вагнеру, не играют никакой роли). При первых вылетах молодых грачей из гнезда, когда те размещаются на открытых местах в ожидании корма, приносимого старыми птицами, они еще не пугаются приблизившегося человека, но стоит вблизи появиться старым птицам и начать издавать крики, молодые тотчас поднимаются и улетают. Существующая разница в онтогенетическом развитии психических способностей у высших позвоночных и у беспозвоночных отражается и в различиях постэмбрионального развития их нервной системы. У насекомых нервная система является по своему строению вполне законченной на каждой стадии развития, как являются неизменными и законченными знания, соответствующие той же стадии развития. У высших позвоночных развитие умственных способностей сопровождается появлением новых клеток в коре головного мозга. По гипотезе В.А. Вагнера [45], эволюция психических способностей шла не в линейном порядке (рефлекс, инстинкт, разум), как полагали, например, Дарвин [1-6] и H. Spencer [13], а по схеме:

Рефлекс Инстинкт Разум

В отличие от физиологической школы И.П. Павлова, рассматривающей рефлексы и инстинкты в качестве тождественных понятий (на основе того, что и те, и другие – бессознательны), В.А. Вагнер, признавая их однородность по признакам приспособляемости, наследуемости и «не целепонимательности», подчеркивал их разнородность «по существу»; подобный подход восходит к разделению «аналогичных» и «гомологичных» признаков у Чарлза Дарвина. Изучив механизм рефлексов, нельзя понять механизма инстинктов, поскольку это не «гомологичные» феномены. В концепции Вагнера рефлексы являются продуктом эндогенных процессов, инстинкты – экзогенных. Рефлексы представляют собой реакции на внутренние раздражители, инстинкты – на внешние, соответственно, первые – реакции «отправления», вторые – реакции поведения. Рефлексы могут достигать высокой степени сложности у животных, лишенных не только центральной, но и сегментарной нервной системы. Инстинкты возникают только при определенной организации нервных клеток. За диффузной нервной системой кишечнополостных следует не одна восходящая лестница психических способностей [47], а две от общего корня: в одну сторону – от червей, обладающих большим количеством метамер (полимерные черви), получили начало животные с сегментарной нервной системой; в другую – от червей с малым количеством метамер – произошли животные с центральной нервной системой. Лишь начиная с червей, имеющих законченное строение нервных ганглиев, можно констатировать наличие элементарной инстинктивной деятельности. Высшей эволюции психика достигла у животных с центральной нервной системой, это прямой прогрессивный путь эволюции; эволюция животных с сегментарной нервной системой представляет собой боковой путь. Высшие звенья животных с сегментарной нервной системой никакой «преемственности» по отношению к низшим позвоночным проявлять не могут.

Инстинкт – это длительное приобретение видовых знаний, рефлекс – не более чем физиологический процесс. Инстинктивные акты – акты предвидения. Так, например, родившиеся в неволе белки осенью начинают «зарывать» орехи по углам комнаты, где живут, в качестве запасов корма на зиму, которой они никогда не видели. У пчел кормовая кашка личинок будущих маток состоит из одного состава белковых веществ, жира и сахара, у будущих рабочих пчел – из другого, это – знание и предвидение очень глубокое. Когда пчелиная матка выводится, она, в первую очередь, обходит улей, чтобы убить других нарождающихся маток, а рабочие пчелы целым рядом мер мешают ей совершить убийство. Условным рефлексом такие инстинктивные действия объяснить нельзя, поскольку они совершаются без научения и опыта, безусловным – тоже, поскольку инстинктивные действия могут осуществляться раньше, чем какое-либо условие внешней среды послужит «реагентом». Шмель-кукушка знает, когда можно пробраться в гнездо шмелей и как использовать работу хозяев гнезда в своих интересах.

Жизнь животного сводится к действиям, из которых одни связаны с заботой о питании, другие – с размножением, третьи – с заботой о потомстве, четвертые – с самосохранением и пр. Каждая категория действий слагается из некоего числа элементарных инстинктов, слагающихся в системы, образующих биологически целесообразный акт с определенным психологическим смыслом. На вершине своего развития инстинкты питания, самосохранения и размножения достигают такой сложности и способности к предвидению, которая в такой же степени отличает их как от рефлексов, так и от разумных действий. При сопоставлении дарвиновской и вагнеровской концепции инстинктов обращает на себя внимание, что Чарлз Дарвин говорил о частых «ошибках» инстинкта, В.А. Вагнер – о предельной точности инстинктов (ошибки могут происходить лишь вследствие несовершенства органов восприятия, а не инстинкта). Дарвин исходил из принципа антропоморфизма при описании поведения у низших моллюсков и пресмыкающихся, в более ограниченной степени – у насекомых, некоторым представителям которых не отказывал в удивительной разумности, Вагнер [51] находил антропоморфный подход к интерпретации поведения насекомых и низших позвоночных необоснованным, а у насекомых из разумных способностей отмечал только «топографическую» память у жуков, пчел, мух и стрекоз; Дарвин опирался на идею Ламарка о наследуемости благоприобретенных признаков (в том числе и инстинктов), он не был знаком с работами о наследственности Грегора Менделя; Вагнер, исходя из положения о врожденности инстинкта, изменения в них объяснял либо «флюктуациями», либо мутациями («прокинувшийся» инстинкт, который при его полезности закрепляется естественным отбором). В последующих статьях мы проанализируем концепции В.А. Вагнера о значимости инстинктов питания и размножения у животных и человека, тем более что фундаментальные вопросы о соотношениях инстинктов, рефлексов, эмоций и разумной деятельности в поведении животных и человека, рассматриваемые Вагнером более ста лет назад, так и не получили, по мнению современных исследователей его незаслуженно забытого творчества [52], удовлетворительного ответа.

Информация об авторе

Пятницкий Николай Юрьевич, кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отдела медицинской психологии ФГБНУ «Научный центр психического здоровья», Москва, Россия,

ORCID ID 0000-0002-2413-8544

E-mail: piatnits09@mail.ru

Information about the author

Nikolay Yu. Pyatnitskiy, MD, PhD, Cand. of Sci. (Med.), Leading scientific worker of Medical Psychology Department, FSBSI “Mental Health Research Centre”, Moscow, Russia,

ORCID ID 0000-0002-2413-8544

E-mail: piatnits09@mail.ru

Дата поступления: 28.11.2024

Received: 28.11.2024

Принята к печати: 13.01.2025

Accepted: 13.01.2025

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

The authors declare no conflicts of interest.

1 Владимир Александрович Вагнер (1849-1934) – с 30-х годов прошлого века на долгие годы «забытый» основатель отечественной сравнительной, или «биологической» психологии, предтечи этологической и эволюционной психологии (впоследствии и эволюционной психиатрии), биолог с мировым именем, чьи открытия в области арахнологии также задержались с мировым признанием на 80 лет, а монография «Психологические типы и коллективная психология» (1929) после смерти автора попала в спецхран и была запрещена. Считается, что В.А. Вагнер был отображен А.П. Чеховым, знавшим его лично, в образе фон Корена в «Дуэли».

2 Фридрих Кювье – брат известного французского естествоиспытателя и автора «теории катастроф» Жоржа Кювье.

3 В. Вундт в «Душе человека и животных» [14] полагал иначе и утверждал, что у человека инстинктов больше, нежели у животных: «С птицами человек разделяет инстинкт брачной жизни, с лисой – обычай воспитывать своих детей, с бобром – побуждение строить дома, как пчела, он привык жить в государствах и основывать колонии, с муравьем он сходен в наклонности к войне, к обладанию рабами и полезными домашними животными». При этом, по В. Вундту, два-три инстинкта свойственны одному лишь человеку: «ношение платья и занятие торговлей».

4 В немецком оригинальном издании 1760 г. название работы H.S. Reimar звучало как «Общие наблюдения за влечениями (Triebe) животных, главным образом, за их «искусственными» влечениями (Kunst-Triebe).